— Он будет для вас тем же, чем был я.
Люди переводят взгляды с него на Шале. Брюне секун-ду-другую смотрит в их глаза, которые больше не глядят на него, ему хочется что-то добавить, но он не помнит, что именно. Он поворачивается на каблуках и через плечо бросает Шале:
— Приходи ко мне после еды, побеседуем.
Он выходит, смутно ощущая: что-то сейчас свершается, он ускоряет шаги, ему не терпится увидеть Шнейдера; при всех своих недостатках Шнейдер — как родной. Он откры-вает дверь: Шнейдер здесь, склонился над печкой. Брюне чувствует облегчение.
— Вот и я.
Брюне входит и вздрагивает, тепло начинает ласкать ему кожу, потом неожиданно волной крови ударяет ему в лицо, он снимает шинель, бросает ее на койку, он испы-тывает стыд от того, что ему тепло.
— Ну что? — спрашивает Шнейдер.
Брюне садится, стул под ним трещит, затем он увесисто хлопает Шнейдера по спине.
— Старый прохвост! Заматерелый социал-предатель! Он смеется. Шнейдер оборачивается и смотрит, как он
смеется.
— Что случилось? Неприятности? Брюне перестает смеяться.
— Нет, — говорит он. — Все идет как надо.
Он вытягивает ноги к огню, глубоко вздыхает, зажигает трубку.
— Славная будет трубка. -А?
— Вот эта трубка. Я купил ее вчера в столовой.
-А?
— Вот эта трубка. Я купил ее вчера в столовой. Славная будет трубка.
Трубка славная, на доброе лицо Шнейдера, покраснев-шее от огня, приятно смотреть. Чувствуешь себя как дома, в полной безопасности.
— Я встретил двух товарищей, паренька с завода «Флев» и Шале.
Шнейдер поднимает голову, помертвевшими глазами смотрит на Брюне и рассеянно повторяет:
— Шале… Шале…
— Да, — говорит Брюне, — его фамилия тебе ничего не говорит: за пределами партии он мало известен, но он че-ловек влиятельный. В тридцать девятом году был депута-том, его бросили в тюрьму, а потом прямо оттуда погнали на передовую.
Шнейдер молчит. Брюне продолжает:
— Я рад, что он здесь. Очень рад. Всегда все решать одному — это прекрасно, но… Но какую позицию следует занять по отношению к свободной Франции? Я тебе гово-рил, что это меня тревожило. А он должен знать: у него были контакты с товарищами.
Он останавливается. Шнейдер, багровый, с полузакры-тыми глазами, кажется спящим. Брюне стукает его каблу-ком по икре:
— Ты меня слушаешь?
— Да, — отвечает Шнейдер.
— У Шале много опыта, — говорит Брюне. — Но это совсем не тот опыт, что у меня: он сын пастора, интеллек-туал. Он всегда редко посещал собрания и сохранил пури-танские черты характера. Но у него холодный ум. И он знает, чего хочет.
Брюне выбивает трубку в печку и заключает:
— Он будет здесь очень полезен.
Брюне останавливается. Шнейдер настораживается, как будто прислушивается к шуму извне.
— Что это с тобой? — нетерпеливо спрашивает Брюне. Шнейдер улыбается:
— Честно говоря, смертельно хочу спать. Прошлой но-чью я из-за холода не сомкнул глаз.
— С сегодняшнего вечера будешь спать здесь, — пове-лительно говорит Брюне. — Это приказ.
Шнейдер открывает рот, по коридору кто-то идет, и он молчит. На его губах играет странная улыбка.
— Ты меня слышишь? — спрашивает Брюне.
— Там будет видно, — отвечает Шнейдер. — Впрочем, если ты вечером это повторишь, подчинюсь с удовольст-вием.
Шаги приближаются, в дверь стучат. Он умолкает, он будто чего-то ждет.
— Войдите!
Это Шале. Остановившись на пороге, он смотрит на них.
— Ты нас заморозишь, — говорит Брюне. — Дверь за-крой.
Шале делает шаг вперед и останавливается; он смотрит на Шнейдера. Потом, не переставая смотреть на него, но-гой закрывает за собой дверь.
— Это Шнейдер, мой переводчик. — Брюне поворачи-вается к Шнейдеру. — А это Шале.
Шнейдер и Шале смотрят друг на друга. Шнейдер все еще такой же красный. Он медленно, вяло встает и сму-щенно говорит:
— Ну, я пошел.
— Останься, — говорит Брюне. — С жары сразу в холод — заболеешь.
Шнейдер не отвечает. Шале произносит четким голо-сом:
— Я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Брюне хмурит брови, потом добродушно улыбается,
поднимает руку и тяжело опускает ее на плечо Шнейдера. Лицо Шнейдера остается по-прежнему вялым и невыра-зительным.
— Это мое доверенное лицо, — поясняет Брюне. — Все, что я здесь делаю, я делаю с ним.
Шале совершенно неподвижен, он больше ни на кого не смотрит, кажется, он ко всему равнодушен. Шнейдер выскальзывает из-под руки Брюне и, волоча ноги, подхо-дит к двери. Дверь закрывается. Брюне долго смотрит на дверную ручку, потом поворачивается к Шале.
— Ты его оскорбил!
Шале не отвечает, Брюне злится.
— Послушай-ка, Шале… — сурово начинает он. Шале поднимает правую руку, прижав локоть к боку,
Брюне умолкает. Шале говорит:
— Это Викарьос.
Шале говорит:
— Это Викарьос.
Брюне непонимающе смотрит на него, Шале продол-жает говорить. Внешне он холоден, но его звучный голос трибуна весьма выразителен.
— Тип, который только что вышел, — Викарьос.
— Какой Викарьос?
Но ответ он уже угадал. Шале, не повышая голоса, от-вечает:
— Викарьос, которого исключили из партии в тридцать девятом году.
— Но этого человека зовут Шнейдер, — неуверенно возражает Брюне.
Тем же скупым и молчаливым жестом Шале поднимает предплечье и протягивает к Брюне открытую ладонь.