Гомес был рад искусственному свету. Дальний зал, по-груженный в тень и тишину, служил рестораном. В баре сидел высокий крепыш: волосы подстрижены ежиком, не-подвижные глаза под пенсне; время от времени его голова падала вперед, но он сразу же с большим достоинством ее выпрямлял. Гомес сел на табурет за стойкой бара. Он не-много знал бармена.
— Двойной скотч, — сказал он по-французски. — Нет ли у вас сегодняшней газеты?
Бармен вынул из ящика «Нью-Йорк тайме» и дал ему. Это был молодой блондин, грустный и аккуратный; его можно было принять за уроженца Лилля, если бы не его бургундский акцент. Гомес сделал вид, что просмотрел «Тайме» и вдруг поднял голову. Бармен устало смотрел на него.
— Новости не ахти, а? — сказал Гомес. Бармен покачал головой.
— Париж взят, — сказал Гомес.
Бармен издал грустный вздох, наполнил маленький ста-кан виски и вылил его содержимое в большой стакан; он сделал это еще раз и подтолкнул большой стакан Гомесу. На секунду американец в пенсне обратил на них остекле-невшие глаза, потом голова его вяло наклонилась, словно он с ними поздоровался.
— С содовой? -Да.
Гомес, не падая духом, продолжал:
— Думаю, Франция пропала.
Бармен, не отвечая, вздохнул, и Гомес с жестокой ра-достью подумал, что тот был до того несчастен, что не мог говорить. Но он почти нежно настаивал:
— Вы так не думаете?
Бармен наливал газированную воду в стакан Гомеса. Го-мес не спускал глаз с этого лунообразного и плаксивого лица. Самое время сказать изменившимся голосом: «А что вы сделали для Испании? Что ж, теперь ваша очередь лезть в пекло!» Бармен поднял глаза и палец; он вдруг заговорил грубым, медленным и спокойным голосом, немного в нос, с сильным бургундским акцентом:
— За все приходится платить. Гомес ухмыльнулся:
— Да, за все приходится платить.
Бармен провел пальцем в воздухе над головой Гомеса: комета, объявляющая о конце света. Но вид у него был вовсе не несчастный.
— Франция, — изрек он, — узнает, чего стоит бросать в беде своих естественных союзников.
«Что это?» — удивленно подумал Гомес. То заносчивое и злое торжество, которое он рассчитывал изобразить на своем лице, он прочел в глазах бармена.
Чтобы его прощупать, он осторожно начал:
— Когда Чехословакия…
Бармен пожал плечами и перебил его.
— Чехословакия! — с презрением сказал он.
— Так что? — продолжал Гомес. — Вы же ее бросили! Бармен улыбался.
— Месье, — сказал он, — в царствование Людовика XV Франция уже совершила все свои ошибки.
— А! — сообразил Гомес. — Вы канадец?
— Я из Монреаля, — ответил бармен.
— Так надо было и сказать.
Гомес положил газету на стойку. Через некоторое время он сйросил:
— К вам никогда не заходят французы?
Бармен показал пальцем куда-то за спину Гомеса. Го-мес обернулся: за столом, накрытым белой скатертью, пе-ред газетой о чем-то задумался какой-то старик. Настоя-щий француз: осевшее, изборожденное, изрытое лицо, блестящие и жесткие глаза и седые усы. Рядом с красивы-ми американскими щеками мужчины в пенсне его щеки
2 ЖЛ. Сартр
33
казались скроенными из более жалкого материала. Насто-ящий француз, с настоящим отчаянием в сердце.
— Смотри-ка! — удивился Гомес. — Я его не заметил.
— Этот месье из Роанна, — сказал бармен. — Это наш клиент.
Гомес залпом выпил виски и спрыгнул на пол. «Что вы сделали для Испании?» Старик безо всякого удивления смот-рел на подходящего Гомеса. Гомес .остановился у стола и с жадностью рассматривал это старое лицо.
— Вы француз?
— Да, — ответил старик.
— Я вас угощаю, — сказал Гомес.
— Спасибо. Не тот день.
Жестокость заставила забиться сердце Гомеса.
— Из-за этого? — спросил он, кладя палец на заголовок в газете.
— Из-за этого.
— Именно из-за этого я вас и угощаю, — сказал Гомес. — Я прожил десять лет во Франции, моя жена и сын еще там. Виски?
— Тогда без содовой.
— Один скотч без содовой и один с содовой, — заказал Гомес.
Они замолчали. Американец в пенсне повернулся на та-бурете и молча смотрел на них. Вдруг старик спросил:
— Надеюсь, вы не итальянец? Гомес улыбнулся:
— Нет, я не итальянец.
— Все итальянцы сволочи, — сказал старик.
«А французы?» — подумал Гомес. Он продолжал вкрад-чивым голосом:
— У вас там кто-нибудь есть?
— В Париже — нет. У меня племянники в Мулене. Он внимательно посмотрел на Гомеса:
— Я вижу, вы здесь недавно.
— А вы?
— Я здесь поселился в девяносто седьмом году. Уже давно.
Он добавил:
— Я их не люблю.
— Почему же вы здесь?
Старик пожал плечами:
— Я делаю деньги.
— Вы коммерсант?
— Парикмахер. Мое заведение в двух кварталах отсюда. Раз в три года я проводил два месяца во Франции. В этом году должен был туда поехать, а теперь — вот тебе на.
— Вот тебе на, — повторил Гомес.
— Сегодня с утра, — продолжал старик, — в мою па-рикмахерскую пришло сорок человек. Бывают такие дни. И им нужно все: бритье, стрижка, шампунь, электричес-кий массаж. И вы, может быть, думаете, что они со мной говорили о моей стране? Дудки! Читали газеты, не говоря ни слова, а я видел заголовки, пока брил. Среди них были клиенты, которые двадцать лет ко мне ходят, но даже они ничего не сказали. Если я их не порезал, значит, им по-везло: у меня руки дрожали. В конце концов я оставил ра-боту и пришел сюда.