— А я уже сомневался, что ты придешь? Это Викарьос. Брюне говорит:
— Как видишь, я пришел.
Они не подают друг другу руки. Теперь у Викарьоса бо-рода, она седая. Он приковывает лихорадочный взгляд ко лбу Брюне, как раз над бровями. Брюне отворачивается: он испытывает отвращение к больным, его взгляд блужда-ет между бараками и вдруг он замечает вдалеке вспышку света из-под полуприкрытых век, потом убегающую спи-ну: это Морис. Он за мной шпионит. Сейчас он помчался в санчасть предупредить Шале. Брюне выпрямляется, это его забавляет, даже веселит. Он поворачивается к Вика-рьосу:
— Зачем я тебе понадобился?
— Я хочу бежать.
Брюне вздрагивает: он неизбежно погибнет где-то в снегу.
— В разгар зимы? Но почему тебе не подождать до весны?
Викарьос улыбается, Брюне видит эту улыбку и отводит взгляд.
— Я тороплюсь.
— Что ж, — говорит Брюне. — Беги.
Тяжелый мрачный голос скользит вдоль его затылка:
— Мне нужна гражданская одежда.
Брюне заставляет себя поднять голову и с досадой от-вечает:
— В лагере есть организация, которая помогает людям бежать. Обратись туда.
— А ты кого-нибудь из этой организации знаешь? — спрашивает Викарьос.
— Нет, я о ней только слышал.
— Все о ней только слышали, но никто толком ничего не знает. А истина в том, что такой организации не суще-ствует.
Он снова обращает чернильный взгляд на брови Брюне, у него вид слепца, его грубоватый, вялый голос как бы нехотя вытекает изо рта.
— К сожалению, только вы можете мне помочь. У вас повсюду свои люди. Маноэль работает на складе, а там тысячи костюмов.
Брюне спрашивает:
— Но почему ты хочешь бежать?
Викарьос поднимает ладонь и улыбается, глядя на свои ногти. Он отвечает, разговаривая как бы с самим собой:
— Я хочу защитить себя.
— От кого? Перед чем? — устало спрашивает Брюне. — Партия существенно изменилась.
Викарьос глуховато и жестко смеется.
— Посмотрим! — говорит он. — Посмотрим! Брюне устал и настроен миролюбиво: он погибнет где-то в снегу, для меня спокойнее узнать эту новость в лагере.
— А какая тебе разница, что мы о тебе думаем? Ты от нас ушел больше года назад: оставь же нас в покое.
— Моя жена еще у вас, — говорит Викарьос. Брюне опускает голову и не отвечает. Через минуту Ви-карьос добавляет:
— Моему старшему десять лет: для него партия — Бог.
— Моя жена еще у вас, — говорит Викарьос. Брюне опускает голову и не отвечает. Через минуту Ви-карьос добавляет:
— Моему старшему десять лет: для него партия — Бог. Уверен, что уже нашелся кто-то, кто сказал ему, что он — сын предателя.
Викарьос тихо усмехается, глядя на свои пальцы.
— Увы, это отнюдь не то, чего бы я желал ему в начале жизни.
— Почему ты обратился ко мне? — раздраженно спра-шивает Брюне.
— А к кому, по-твоему, мог я еще обратиться? Брюне вскидывает голову и сует руки в карманы,
— На меня не рассчитывай.
Викарьос не отвечает: он ждет. Брюне тоже ждет, потом теряет терпение и погружает взгляд в эти незрячие глаза.
— Ты против нас, — говорит он.
— Нет, ни за, ни против. Просто я хочу защитить себя, только и всего.
— Что бы ты ни делал, ты против нас Ответа нет, Брюне продолжает:
— И потом, сейчас не время пересматривать твой слу-чай. Ты дал веские доводы врагу, ты сам на себя наклеил ярлык: ярый коммунист, которому партия в конце концов опротивела. Никогда товарищи не будут полностью тебе доверять: даже если ты частично невиновен, им нужно, чтобы ты был виновен полностью. Но вернемся к этому попозже.
— Попозже!
Викарьос слегка опускает глаза, потом говорит напря-мик:
— Нет, Брюне, только не ты!
Они смотрят друг на друга. Ни тот, ни другой не отво-дят взгляда.
— Только не ты. Ты — единственный, кто не имеет права меня обвинять.
— Почему?
— Потому что ты прекрасно знаешь, что я не преда-тель: если ты мне откажешь в помощи, то сознательно по-мешаешь товарищам узнать правду.
Но Правда — это то, что решила партия. Правда и пар-тия — одно целое. Если партия ошибается — все люди оди-ноки. Все люди одиноки, если выяснится, что ты не пре-датель.
— Ты нас бросил, когда мы были в дерьме, — сурово говорит Брюне, — ты попытался очернить партию в своей газете. Это так же преступно, как если бы ты продался гу-бернатору.
— Это, может быть, так же преступно, — тихо говорит Викарьос, — но это разные преступления.
— У меня нет времени обращать внимание на оттенки.
13 Ж.-П. Сартр
385
Они смотрят друг на друга. Внезапно в голове Брюне снова завертелось: СССР будет разгромлен. Он смотрит на бледное лицо Викарьоса: он видит свое собственное лицо. Он тоже будет разгромлен, все люди одиноки, Викарьос и Брюне одиноки и похожи друг на друга. В конце концов, если он хочет погибнуть, это его дело.
— Ладно, будет у тебя одежда.
Тяжелое лицо Викарьоса по-прежнему ничего не выра-жает. Он просто говорит:
— Мне нужны также галеты.
— Они у тебя будут, — Брюне раздумывает. — Я попы-таюсь достать тебе компас.
Глаза Викарьоса в первый раз зажигаются:
— Компас? Это было бы здорово!
— Твердо ничего не обещаю, — говорит Брюне.
Они одновременно отворачиваются. Брюне глубоко дышит. Ему остается только уйти. Он не уходит, он пыта-ется понять, почему не уходит Викарьос. Вдруг он слышит смущенный печальный голос: