«Смертный приговор», его голова опять падает, он вдру-горядь просыпается и подносит руку к мокрому подбород-ку: «Я пустил слюну, наверно, я срал, разинув рот»; он испытывает отвращение к самому себе. «Вылей!» Ему про-тягивают банку из-под мясных консервов, она совсем теп-лая, он говорит: «Что это? А! Ясно». Он ее опоражнивает, желтая жидкость льется на пути. «Эй! Осторожней! Пере-дай ее быстро сюда!» Он, не оборачиваясь, протягивает банку, у него берут ее из рук, он хочет снова уснуть, но его хлопают по плечу; он снова берет банку и выливает. «Дай мне», — просит наборщик. Брюне протягивает банку с трудом встающему наборщику, вытирает влажные паль-цы о китель; вскоре над его головой опрокидывают жес-тяную банку, желтая жидкость льется, рассыпается белы-ми каплями.
«Дай мне», — просит наборщик. Брюне протягивает банку с трудом встающему наборщику, вытирает влажные паль-цы о китель; вскоре над его головой опрокидывают жес-тяную банку, желтая жидкость льется, рассыпается белы-ми каплями. Наборщик снова садится, вытирая пальцы. Брюне кладет голову ему на плечо, он слышит звуки губ-ной гармошки и видит заросший цветами обширный сад, он засыпает. Его будит толчок, он вскрикивает. «А?» По-езд остановился в поле. «А?» — «Ничего, — говорит Мулю. — Можешь снова соснуть: это Паньи-сюр-Мез». Брюне обо-рачивается, все спокойно, люди привыкли к своей радос-ти, одни играют в карты, другие поют, третьи, молчаливые и завороженные, мечтают о разных разностях, их глаза полны воспоминаний, которым они, наконец, дают волю; никто не придает значения неожиданной стоянке. Брюне окончательно засыпает, ему снится странная долина, где обнаженные и тощие, как скелеты, люди с седыми боро-дами сидят вокруг большого костра; когда он просыпает-ся, солнце заходит за линию горизонта, а небо стало си-реневым, две коровы бредут по лугу, состав все еще стоит, люди поют, на насыпи немецкие солдаты рвут цветы.
Один плотный низенький крепыш приближается к плен-ным с маргариткой в зубах, он улыбается им во весь рот. Мулю, Андре и Марсьяль улыбаются ему в ответ. Немец и французы некоторое время, улыбаясь, глазеют друг на друга, и вдруг Мулю обращается к нему: «Cigaretten. Bitte schфn Cigaretten1. Солдат колеблется и поворачивается к насыпи; там торчат зады трех его наклонившихся товари-щей; он поспешно роется в кармане и бросает пачку сига-рет в вагон; Брюне слышит за спиной быструю возню, не-курящий Рамелль вскакивает и, осклабясь, кричит: «Danke schon!»1 Маленький крепыш жестом призывает его замол-чать. Мулю просит Шнейдера: «Спроси у него, куда мы едем». Шнейдер говорит с солдатом по-немецки, тот, улы-баясь, что-то отвечает; немцы перестали рвать цветы и приближаются, каждый держит букет в левой руке цвета-ми вниз; это сержант и два солдата, у них развеселый вид, смеясь, они вмешиваются в разговор. «Что они говорят?» — спрашивает Мулю, тоже улыбаясь. — «Подожди немного, — нетерпеливо останавливает его Шнейдер. — Дай мне по-нять». Солдаты о чем-то шутят и неторопливо возвраща-ются к багажному вагону, сержант останавливается помо-читься у оси вагона, расставив ноги, он расстегивает ширинку, бросает взгляд на своих товарищей, и пока те стоят к нему спиной, бросает в вагон пачку сигарет. «Ха! — восклицает Марсьяль со счастливым хрипом. — Не такие уж они подлецы». — «Это потому, что нас освобождают, — говорит Жюрассьен, — они хотят оставить о себе добрую память». — «Может, и так, — мечтательно отзывается Мар-сьяль. — Но на самом деле то, что они делают, просто про-паганда». — «Что они сказали?» — снова спрашивает Мулю. Шнейдер не отвечает, у него странный вид. «Так что они сказали?» — повторяет Андре. Шнейдер с трудом глотает слюну и говорит: «Они из Ганновера, воевали в Бельгии». — «Они сказали, куда мы едем?» Шнейдер раз-водит руками, виновато улыбается и говорит: «В Трев». — «Трев… — говорит Мулю. — Где это?» — «В Палатинате», — отвечает Шнейдер. Наступает неопределенное молчание, потом Мулю говорит: «Трев у фрицев? Они тебя разы-грали».
Шнейдер молчит. Мулю со спокойной уверенностью го-ворит: «К фрицам не едут через Бар-ле-Дюк». Шнейдер не отвечает, Андре небрежно спрашивает: «Так ойи пошути-ли или как?» — «Ты прекрасно видел, что они шутили, — говорит Люсьен. — Они смеялись».
— «Они не шутили, когда мне так ответили», — неохотно возражает Шнейдер. — «Ты не слышал, что сказал Мулю? — гневно спрашивает Марсьяль. — Если едут к фрицам, то не проезжают через
Бар-ле-Дюк. Кто ж так едет?» — «Мы и не едем через Бар-ле-Дюк, — говорит Шнейдер, — мы берем направо». Му-лю начинает смеяться: «Ну, нет! Как-нибудь я знаю эту дорогу получше тебя. Направо Верден и Седан. Если все время ехать направо, можно попасть в Бельгию, но только не в Германию!» Он оборачивается к остальным с успо-каивающим видом: «Я же вам сказал, что ездил по этим местам каждую неделю. Иногда дважды в неделю. Иногда дважды в неделю!» — добавляет он убежденно. — «Конеч-но, — говорят вокруг. — Конечно, он не может ошибиться». — «Мы едем через Люксембург», — поясняет Шнейдер. Он говорит через силу, у Брюне создается впечатление, что он хочет, наконец, втолковать им правду, он бледен и ни на кого не глядит. Андре подходит вплотную к Шнейдеру и кричит ему прямо в лицо: «Но почему они сделали этот объезд? Почему?» Сзади кричат: «Почему? Почему? Ведь это глупо! Почему? Тогда нужно было просто ехать через Люневилль». Шнейдер краснеет, он оборачивается к воз-бужденным товарищам: «Я ничего об этом не знаю! Я ни-чего об этом не знаю! Ничего* — гневно кричит он. — Возможно, пути повреждены, или другие линии забиты не-мецкими эшелонами, не заставляйте меня говорить больше того, что я знаю, и думайте, что хотите». Чей-то пронзи-тельный голос перекрывает все остальные: «Не стоит вол-новаться, ребята, скоро все узнаем». И все повторяют: «Это правда, поживем — увидим, не стоит зазря портить себе кровь». Шнейдер садится; из предпоследнего вагона показывается кучерявая голова, молодой голос окликает их: «Эй! Ребята! Вам сказали, куда мы едем?» — «Что он говорит?» — «Он спрашивает, куда мы едем».