— Говори за себя!
Он расставил руки, шумно вдохнул, сжал кулаки, и наду-вая грудь, высокомерно посмотрел на Матье:
— Разве у меня такая рожа, чтобы удирать от врага? Матье ему улыбнулся:
— Нет.
Пинетт напряг продолговатые бицепсы светлых рук и некоторое время наслаждался своей молодостью, силой, храбростью. Он улыбался, но глаза его оставались беспо-койными, а брови нахмуренными.
— Я бы погиб в бою.
— Так всегда говорят.
Пинетт улыбнулся и умер: пуля пронзила ему сердце. Мертвый и торжествующий, он повернулся к Матье. Ста-туя Пинетта, погибшего за родину, повторила:
— Я бы погиб в бою.
Вскоре энергия и гнев снова разогрели это окаменев-шее тело.
— Я не виноват! Я сделал все, что мне предписали. Не моя вина, что меня не смогли толком использовать.
Матье смотрел на него с какой-то нежностью; Пинетт был прозрачным на солнце, жизнь поднималась, опуска-лась, вращалась так быстро в голубом дереве его вен, он, должно быть, чувствовал себя таким худым, таким здоро-вым, таким легким: как он мог подумать о безболезненной болезни, которая уже начала его глодать, которая согнет его свежее молодое тело над силезскими картофельными полями или на автодорогах Померании, которая заполнит его усталостью, грустью и тяжестью. Поражению учатся.
— Я ничего ни у кого не просил, — продолжал Пинетт. — Я спокойно делал свою работу; я не был против фрицев, я их в глаза не видывал; нацизм, фашизм — я даже не знал, что это такое; а когда я в первый раз увидел на карте этот самый Данциг, я был уже мобилизован. Ладно, навер-ху есть Даладье, который объявляет войну, и Гамелен, ко-торый ее проигрывает. А что там делаю я? В чем моя вина? Может, ты думаешь, они со мной посоветовались?
Матье пожал плечами:
— Уже пятнадцать лет все видели, что война приближа-ется. Нужно было вовремя умело взяться, чтобы избежать ее или выиграть.
— Я не депутат.
— Но ты голосовал.
— Конечно, — неуверенно ответил Пинетт.
— За кого? Пинетт промолчал.
— Вот видишь, — сказал Матье.
— Мне нужно было пройти военную службу, — раздра-женно оправдывался Пинетт. — А потом я заболел: я мог проголосовать только один раз.
— А в тот раз ты это сделал? Пинетт не ответил. Матье улыбнулся.
— Я тоже не голосовал, — тихо сказал он.
Выше по течению солдат выжимал рубашки. Он их за-вернул в красное полотенце и, посвистывая, поднялся на дорогу.
— Узнаешь, какую песенку он насвистывает?
— Нет, — ответил Матье.
— «Мы будем сушить белье на линии Зигфрида». Оба засмеялись. Пинетт, казалось, немного успокоился.
— Я добросовестно работал, — сказал он. — И не всегда досыта ел. Потом я нашел это место на транспорте и же-нился: жену-то мне нужно кормить, а? Знаешь, она из хо-рошей семьи. Хотя поначалу между нами не все ладилось… Потом, — живо добавил он, — все утряслось; я вот к чему клоню: нельзя же заниматься всем одновременно.
— Конечно, нет! — согласился Матье.
— Как я мог поступить иначе?
— Никак.
— У меня не было времени заниматься политикой. Я воз-вращался домой усталый как собака, потом шли ссоры; к тому же, если ты женат, надо ублажать жену каждый ве-чер, разве нет?
— Наверное, да.
— Так что ж?
— А ничего. Вот так и проигрывают войну. Пинеттом овладел новый приступ злобы.
— Не смеши меня! Даже если бы я занимался полити-кой, даже если бы я только это и делал, что бы измени-лось?
— По крайней мере, ты бы сделал все возможное.
— А ты сделал? -Нет.
— А если бы и сделал, ты сказал бы, что это не ты про-играл войну?
-Нет.
— Так как же?
Матье не ответил, он услышал дрожащее пение комара и помахал рукой на уровне лба. Пение прекратилось. «В са-мом начале я тоже думал, что эта война — болезнь. Какая глупость! Это я, это Пинетт, это Лонжен. Для каждого из нас это он сам; она сделана по нашему образу и подобию, и у нас та война, которую мы заслужили». Пинетт длинно шмыгнул носом, не спуская взгляда с Матье; Матье поду-мал, что у него глупый вид, но разъярился против себя. «Довольно! Довольно! Мне надоело слыть человеком, ко-торый ясно все понимает!» Комар танцевал вокруг его лба — смехотворный венец славы. «Если бы я воевал, если бы я нажал на гашетку, где-то упал бы человек…» Он дернул рукой и залепил себе хороший шлепок по виску; он опус-тил руку и увидел на указательном пальце крошечное кро-вавое кружевце, человек, у которого кровью истекает жизнь на булыжники, шлепок по виску, указательный палец на-жимает на курок, разноцветные стекла калейдоскопа рез-ко останавливаются, кровь испещряет траву на тропинке, мне надоело! Мне надоело! Углубиться в неизвестное дей-ствие, как в лес.
Действие. Действие, которое возлагает от-ветственность и которое никогда полностью не понима-ешь. Он страстно проговорил:
— Если бы что-то нужно было сделать…. Пинетт с интересом посмотрел на него:
— Что?
Матье пожал плечами.
— Нет, ничего, — ответил он. — В данный момент — ничего.
Пинетт надевал носки; его белесые брови хмурились. Он вдруг спросил:
— Я тебе показывал свою жену?
— Нет, — сказал Матье.
Пинетт встал, порылся в кармане кителя и вынул из бу-мажника фото. Матье увидел довольно красивую женщи-ну с суровым выражением лица и намечающимися усика-ми. Поперек фотографии она написала: «Дениза — своей куколке, 12 января 1939 года».