стигает уровня вагона, протягивает руку, кричит: «Брюне! Брюне!» Брюне видит его глаза, полные ужаса, он ему орет: «Насыпь!» Наборщик глух, он весь превратился в ог-ромные глаза, Брюне думает: «Если он успеет взбежать на насыпь — уцелеет». Он нагибается: Шнейдер уже понял, он опоясывает его левой рукой, чтобы не дать упасть. Брюне протягивает руки. Рука наборщика касается его руки, фрицы трижды стреляют, наборщик мягко заваливается на-зад, падает, поезд удаляется, ноги наборщика подергива-ются, замирают, шпалы и щебенка вокруг его головы черны от крови. Поезд резко останавливается, Брюне падает на Шнейдера и, стиснув зубы, говорит: «Они же видели, что он хотел подняться в вагон. Они его ухлопали ради заба-вы». Тело там, в двадцати шагах, оно уже предмет, уже сво-бодно. Я бы устроил себе уютную норку. Брюне замечает, что все еще держит банку в руке, он протягивал руки на-борщику, не выпуская ее. Она теплая. Брюне роняет ее на насыпь. Четыре фрица выпрыгивают из багажного вагона и бегут к телу; позади Брюне люди гудят: готово, гнев со-рвался с цепи. Из головного вагона вышло с десяток не-мцев. Они карабкаются на насыпь, поворачиваются к по-езду, в руках автоматы. Пленные больше не боятся; кто-то вопит позади Брюне: «Сволочи! Сволочи!» У толстого не-мецкого сержанта яростный вид, он нагибается, приподни-мает тело, отпускает его и пинает. Брюне резко оборачи-вается: «Эй, вы! Вы так меня свалите на землю!» Человек двадцать давят ему в спину. Брюне видит двадцать пар глаз, полных смертельной ненависти: быть беде. Он кри-чит: «Не прыгайте, парни, вас убьют!» Он с трудом встает, борясь с ними, кричит: «Шнейдер! Шнейдер!» Шнейдер тоже встает. Они берут друг друга за талию и другой рукой хватаются за косяки двери. «Мы вас не пустим!» Люди на-пирают; Брюне видит всю эту ненависть, его ненависть, его орудие и пугается. Три немца подходят к вагону и берут людей на прицел. Пленные глухо гудят, немцы не сводят с них глаз; Брюне узнает толстого кучерявого солдата, ко-торый бросил им сигареты: у него глаза убийцы.
Три немца подходят к вагону и берут людей на прицел. Пленные глухо гудят, немцы не сводят с них глаз; Брюне узнает толстого кучерявого солдата, ко-торый бросил им сигареты: у него глаза убийцы.
Французы и немцы смотрят друг на друга, это война, впервые, начиная с сентября тридцать девятого года, это война. Давление понемногу ослабевает, люди отступают,
if
323
теперь ему легче дышать. Подходит сержант, он кричит: Hinein! Hinein!1 Брюне и Шнейдер упираются в груди то-варищей, за их спиной фрицы задвигают дверь, вагон по-гружается в темноту, пахнет потом и углем, гнев не утиха-ет, ноги шаркают по полу, это похоже на идущую толпу. Брюне думает: «Они этого никогда не забудут. Это выиг-рыш». Ему скверно, он тяжело дышит, глаза его открыты в темноту: время от времени он чувствует, как они набу-хают — два больших апельсина, которые вот-вот разорвут его глазницы. Он тихим голосом зовет: «Шнейдер! Шней-дер!» — «Я здесь», — откликается Шнейдер. Брюне шарит вокруг себя, ему необходимо прикоснуться к Шнейдеру. Рука находит его руку и сжимает ее. «Это ты, Шнейдер?» — «Да». Они молчат бок о бок, рука в руке. Толчок, поезд, поскрипывая, трогается. Как они поступили с телом? Он чувствует у своего уха дыхание Шнейдера. Внезапно Шней-дер убирает руку, Брюне хочет ее удержать, но тот рывком высвобождается и растворяется в темноте. Брюне остается один, одеревеневший и неуклюжий, а вокруг жара, как в печной топке. Он стоит на одной ноге, другая зажата на полу чужими ногами. Он не пытается ее высвободить, ему необходимо остаться в переходном состоянии: он здесь только мимоходом, его мысль только мимоходом в его го-лове, поезд только мимоходом во Франции, неотчетливые мысли вспыхивают и падают вместе с ним на рельсы, до того, как он может их опознать, он удаляется, удаляется, удаляется: именно на этой скорости жизнь терпима. Пол-ная остановка: скорость уменьшается и сходит на нет; он знает, что поезд еще идет: эшелон скрежещет, стучит и дрожит; но Брюне перестал чувствовать движение. Он в большом мусорном ящике, кто-то пинает его. Позади, на насыпи, распласталось расстрелянное тело; Брюне знает, что с каждой секундой они удаляются от него, он хотел бы это почувствовать, но не может: все замерло. Над мер-твецом и неподвижным вагоном нависает ночь, единст-венное, что еще живо. Завтра заря покроет их всех одной и той же росой, мертвая плоть и ржавая сталь обольются тем же потом. Завтра прилетят черные птицы.
IV. Странная дррба
1
IV. Drфle d'amitiй
Брюне просыпается, спрыгивает на пол, зажигает ноч-ник; алмазы холода врезаются в его кожу, тени при-плясывают, он ощущает запах ночи и утра, запах счастья. Снаружи, в темноте, двести мертвых бараков, триста ты-сяч спящих людей, только он один на ногах; Брюне кладет руку на спинку койки и склоняется над сонной массой:
— Подъем!
Мулю трясет головой, не открывая век, большой про-видческий рот зияет на его безглазом лице:
— А который час?
— Час, когда тебе пора подниматься. Мулю вздыхает и садится, не открывая глаз.