— Не злись, — сказал Шассерьо. — Он тоже промах-нулся, ребята на втором этаже.
Матье моргал глазами и тряс головой, чтобы избавиться от ослеплявших его желтых пятен.
— Осторожно, — сказал он, — я слепну.
— Пройдет, — успокоил Шассерьо, — целься, мать-пе-ремать, в типа, которого я подстрелил, если он побежит.
Матье наклонился; теперь он видел немного лучше. Фриц лежал на спине с широко открытыми глазами и подерги-вался. Матье приложил приклад к плечу.
— Не сходи с ума! — сказал Шассерьо. — Не переводи зря патроны.
Матье недовольно опустил ружье. «Он, может, еще вы-путается, этот выблядок!» — подумал он.
Дверь мэрии широко распахнулась. На пороге появился человек, он продвигался с некой вальяжностью. Он был обнажен по пояс: казалось, с него содрали кожу. С его баг-ровых шероховатых щек свисали ошметки кожи. Вдруг он начал вопить, два десятка винтовок выстрелили одновре-менно, человек в дверях зашатался и ничком рухнул на ступеньки крыльца.
— Это не из наших, — сказал Шассерьо.
— Нет, — сдавленным от бешенства голосом сказал Ма-тье. — Он из наших. Его зовут Латекс.
Его руки дрожали, глаза болели; дрожащим голосом он повторил:
— Его звали Латекс. У него было шестеро детей.
Внезапно он наклонился, прицелился в раненого, ко-торый, казалось, глядел на него широко раскрытыми гла-зами.
— Ты заплатишь за него, сволочь!
— Ты что, чокнулся?! — крикнул Шассерьо. — Я же тебе сказал: не переводи патроны.
— Отстань! — отмахнулся Матье.
Он не торопился стрелять: «Если этот мерзавец меня видит, ему сейчас погано». Он прицелился тому в голову и выстрелил: голова немца разлетелась, но конечности про-должали двигаться.
— Сволочь! — крикнул Матье. — Сволочь!
— Осторожно, мать твою! Посмотри налево. Появились пять или шесть немцев. Шассерьо и Матье
начали стрелять, но немцы изменили тактику. Они прята-лись по углам и, казалось, выжидали.
— Клапо! Дандье! Сюда! — позвал Шассерьо. — Здесь хреново!
— Не могу, — отозвался Клапо.
— Пинетт! — крикнул Матье.
Пинетт не ответил. Матье не посмел обернуться.
— Осторожно!
Немцы сделали перебежку. Матье выстрелил, но они уже успели пересечь улицу.
— Черт побери! — крикнул Клапо. — Под деревьями полно фрицев. Кто их пропустил?
Все промолчали. Под деревьями копошились, и Шас-серьо выстрелил наугад.
— Без катавасии их оттуда не выбить.
Из школы начали стрелять; укрывшись за деревьями, немцы им отвечали. Из мэрии больше не стреляли. Земля на улице тихо дымилась.
— Не стреляйте по деревьям! — крикнул Клапо. — Толь-ко патроны зря тратите!
В эту минуту у фасада мэрии, на уровне второго этажа разорвалась граната.
— По деревьям карабкаются, — сказал Шассерьо.
— Если это так, — ответил Матье, — мы их накроем. Он пытался что-нибудь рассмотреть сквозь листву; он
увидел, как чья-то рука описала дугу, и тут же выстрелил.
Слишком поздно: мэрия взорвалась, окна второго этажа были выбиты; глаза Матье снова заволокла желтизна. Он выстрелил наугад: он видел, как большие зрелые плоды перемещаются с ветки на ветку, но не различал, падают они или спускаются.
— Из мэрии больше не стреляют, — сказал Клапо.
Они прислушивались, затаив дыхание. Немцы непре-рывно стреляли, но мэрия не отвечала. Матье вздрогнул. Значит, погибли. Куски кровавого мяса на развороченном полу в пустых залах.
— Мы не виноваты, — сказал Шассерьо. — Их было слишком много.
Внезапно клубы дыма повалили из окон второго этажа; сквозь дым Матье различил красно-черные языки пламени. В мэрии кто-то начал кричать, голос был пронзительный и почти беззвучный, голос голосящей женщины. Матье почувствовал дурноту. Шассерьо выстрелил.
— Ты с ума сошел! — крикнул ему Матье. — Зачем ты стреляешь по мэрии? Ты же сам ругал меня, что я перево-жу зря патроны!
Шассерьо нацелился на окна мэрии и трижды выстре-лил в языки пламени.
— Не могу больше выносить этого крика, — ответил Шассерьо.
— Он все равно кричит, — сказал Матье. Застыв, они вслушивались. Голос ослабел.
— Кончено.
Но вдруг вопли возобновились, страшные, нечеловечес-кие вопли. Они начинались на басах и поднимались до визга. Матье, не удержавшись, тоже выстрелил в окно мэ-рии, но безрезультатно.
— Стало быть, он не хочет подыхать! — сказал Шассерьо. Вдруг крики затихли.
— Уф! — вздохнул Матье.
— Кончено, — сказал Шассерьо. — Загнулся.
Ни под деревьями, ни на улице ничто больше не шеве-лилось. Солнце золотило фронтон горящей мэрии. Шас-серьо посмотрел на часы.
— Семь минут, — сказал он.
Матье изнемогал от жары, он превратился в сплошной ожог. Прижимая руки к груди, он медленно опускал их вниз, до живота, чтобы убедиться, что цел и невредим. Вдруг Клапо сказал:
— Они на крышах.
— На крышах?
— Как раз напротив нас, они стреляют по школе. Черт, этого еще не хватало!
— Чего?
— Они устанавливают пулемет. Пинетт! — крикнул он. Пинетт отполз назад.
— Давай сюда! Сейчас будут обстреливать ребят из школы. Пинетт стал на четвереньки: он смотрел на них с отсут-ствующим видом.
Лицо его было землисто-серым.
— Плохи дела? — спросил Матье.
— Наоборот, все отлично, — сухо ответил он. Пинетт прокрался к Клапо и стал на колени.
— Стреляй! — распорядился Клапо. — Стреляй по ули-це, чтобы отвлечь их. А мы займемся пулеметом.