Лонжен, все еще стоя на коленях, переложил кружку в левую руку, а правую засунул в горло.
— Эй! — крикнул Латекс. — Тебя сейчас вырвет в вино!
— Деларю! — крикнул Гвиччоли. — Толкни его! Толкни его побыстрей!
Матье толкнул Лонжена, и тот упал, не вынимая паль-цев изо рта. Все ободряюще смотрели на него. Лонжен вы-нул пальцы и рыгнул.
— Не меняй руку, — посоветовал Гвиччоли. — Потер-пи, уже подходит.
Лонжен закашлялся и побагровел.
— Ничего не подходит, — возразил он, заходясь от кашля.
— Ты нам осточертел! — в бешенстве крикнул Гвиччо-ли. — Не умеешь блевать, не надо пить!
Лонжен порылся в кармане, стал на колени, потом при-сел на корточки у таза.
— Что ты делаешь?! — закричал Гримо.
— Охлаждающий компресс, — пояснил Лонжен, вытас-кивая из чана носовой платок со стекающими каплями ви-на. Он приложил его ко лбу и детским голосом попросил:
— Деларю, пожалуйста, завяжи мне его сзади.
Матье взял платок за два уголка и завязал его на затыл-ке Лонжена.
— Ага, — сказал Лонжен, — так лучше.
Платок скрывал его левый глаз, струйка красного вина катилась вдоль щек и по шее.
— Ты похож на Иисуса, — смеясь, сказал Гвиччоли.
— Это уж точно, — отозвался Лонжен. — Я тип вроде Иисуса Христа.
Он протянул свою кружку Матье, чтобы тот ее напол-нил.
— Нет уж, — возразил Матье, — ты уже и так нахлес-тался.
— Делай, что говорю! — крикнул Лонжен. — Делай, что говорю, прошу тебя! — Он добавил ноющим голосом: — Видишь, у меня хандра!
— Сто чертей! — крикнул Гвиччоли. — Дай ему скорее выпить, иначе он опять начнет к нам приставать со своим братцем.
Лонжен надменно взглянул на него:
— А почему бы мне не говорить о моем брате, если я хо-чу? Не ты ли мне запретишь?
— Ох, отстань! — взмолился Гвиччоли. Лонжен повернулся к Матье.
— Мой брат в Оссегоре, — объяснил он.
— Значит, он не солдат?
— Еще чего — он белобилетник. Сейчас прогуливается в сосновом бору со своей женушкой; они говорят друг дру-гу: «Бедному Полю не повезло», и они милуются, думая обо мне. Что ж, я им покажу бедного Поля!
Он на минуту сосредоточился и заключил:
— Я не люблю своего брата. Гримо расхохотался до слез.
— Чему ты смеешься? — раздраженно спросил Лонжен.
— Ты, может быть, запретишь ему смеяться? — возму-тился Гвиччоли. — Продолжай, дружок, — по-отечески сказал он Гримо, — веселись, смейся, мы здесь собрались повеселиться.
— Я смеюсь из-за своей жены, — пояснил Гримо.
— Плевал я на твою жену, — сказал Лонжен.
— Ты говоришь о своем брате, а я хочу поговорить о сво-ей жене.
— А что с твоей женой? Гримо приложил палец к губам:
— Тсс!
Он наклонился к Гвиччоли и доверительно сказал:
— У меня жена страшна, как черт.
— А что с твоей женой? Гримо приложил палец к губам:
— Тсс!
Он наклонился к Гвиччоли и доверительно сказал:
— У меня жена страшна, как черт. Гвиччоли хотел было что-то сказать.
— Ни слова! — повелительно сказал Гримо. — Страшна, как черт, и нечего тут спорить. Подожди, — добавил он, приподнимаясь и пропуская левую руку под ягодицы, что-бы добраться до заднего кармана брюк. — Я сейчас тебе ее покажу, будешь блевать от омерзения.
После нескольких бесплодных попыток он опять сел.
— Повторяю, она страшна, как черт, поверь мне на сло-во. Я же не буду тебе врать, какой мне в этом интерес?
Лонжену стало любопытно.
— Она действительно такая страшная? — спросил он.
— Говорю тебе: как черт.
— А что в ней безобразного?
— Все. Сиськи до колен, а зад до пяток достает. А если б ты видел ее кривые ноги, кошмар! Она может мочиться, не раздвигая ног.
— Тогда, — сказал Лонжен, — ты мне ее перепульни, такая баба как раз для меня, я всегда вожжался только со страхолюдинами, красотки — для моего брата.
Гримо лукаво прищурился.
— Нет уж, я тебе ее не перепульну, мой дружочек. По-тому что если я тебе ее отдам, не факт, что я найду другую, поскольку я тоже не красавец. Такова жизнь, — заключил он, вздохнув. — Нужно довольствоваться тем, что имеешь.
— «Такова, — запел Минар, — такова жизнь, которую ведут добрые монахи».
— Такова жизнь! — повторил Лонжен. — Такова жизнь! Мы мертвецы, вспоминающие свою жизнь и, сучья мать, жизнь у нас была не шибко красивая.
Гвиччоли бросил свой котелок ему в лицо. Котелок слег-ка коснулся щеки Лонжена и упал в таз.
— Смени пластинку! — злобно рявкнул Гвиччоли. — Мне тоже тошно, но я никому в душу с этим не лезу. Мы сейчас веселимся, усек?
Лонжен повернул к Матье отчаянные глаза.
— Уведи меня отсюда, — тихо сказал он. — Уведи меня отсюда!
Матье нагнулся, чтобы схватить его под мышки, но Лон-жен извивался, как уж, и вывернулся. Матье потерял терпение.
— Мне это осточертело! — разозлился он. — Так ты идешь или нет?
Лонжен лег на спину и лукаво посмотрел на него:
— Тебе очень хочется, чтобы я ушел, а? Очень хочется?
— Мне наплевать. Я хочу только, чтобы ты решил на-конец что-то одно.
— Что ж, — сказал Лонжен. — Выпей стаканчик. Пока я размышляю, у тебя есть время выпить.
Матье не ответил. Гримо протянул ему свою кружку. — Спасибо, — ответил Матье, отказавшись жестом.
— Почему ты не пьешь? — изумился Гвиччоли. — Здесь хватит на всех: тебе нечего стесняться.
— Просто не хочу. Гвиччоли засмеялся:
— Он говорит, что не хочет! Ты разве не знаешь, дурень, что мы банда пей-через-не-хочу?