— Он хочет сражаться; помешайте ему?
Пинетт появился за ней, бледный, с потухшими глаза-ми и злой ухмылкой.
— Что ты хочешь делать, дуралей? — спросил Матье.
— Я же вам говорю, он хочет сражаться, я сама это слы-шала: он подошел к капитану и сказал, что хочет сражаться.
— Какому капитану?
— Который только что прошел со своим отрядом. Пинетт ухмылялся, заложив руки за спину:
— Это был не капитан, а лейтенант.
— Ты и вправду собираешься сражаться? — спросил у него Матье.
— Вы все мне осточертели! — ответил Пинетт.
— Вот видите! — воскликнула девушка. — Видите! Он сказал, что хочет сражаться. Я сама слышала.
— Но откуда вы знаете, что тот отряд собирается сра-жаться?
— Значит, вы их не видели? Это ясно по их глазам. А он, — сказала она, показывая пальцем на Пинетта, — он меня пугает, он просто чудовище!
Матье пожал плечами.
— Что я должен сделать?
— Разве вы ему не друг?
— Разумеется, друг.
— Если вы его друг, вы должны ему сказать, что теперь у него нет права погибать!
Она уцепилась за плечи Матье.
— Теперь у него нет на это права!
— Почему это?
— Вы прекрасно знаете. Пинетт жестоко и вяло улыбнулся:
— Я солдат и обязан сражаться: солдаты для того и су-ществуют.
— Тогда не нужно было меня соблазнять!
Она схватила его за руку и добавила дрожащим голо-сом:
— Ты мой!
Пинетт высвободился:
— Я ничейный!
— Нет, — настаивала она? — ты мой. — Она поверну-лась к Матье и лихорадочно заговорила: — Ну втолкуйте же ему это! Объясните ему, что теперь у него нет права погибать. Вы обязаны ему это сказать!
Матье молчал; она наступала на него, лило ее пылало; в первый раз она показалась Матье привлекательной.
— Вы строите из себя его друга, но вам все равно, что с ним произойдет!
— Нет, мне не все равно.
— По-вашему, правильно, если он побежит палить, как мальчишка, по целой армии? И если бы это ему хоть что-то дало! Вам ведь известно, что никто уже не сражается.
— Да, я знаю, — сказал Матье.
— Так чего же вы ждете? Скажите ему!
— Пусть он спросит мое мнение.
— Анри! Я тебя умоляю, попроси у него совета, он стар-ше тебя, он должен знать!
Пинетт поднял руку, собираясь отказаться, но тут его осенило, он опустил руку и с притворным видом сощурил-ся, таким Матье его еще не видел.
— Ты хочешь, чтобы я обсудил этот вопрос с ним?
— Да, потому что меня ты не слишком любишь и не слушаешь.
— Ладно. Согласен. Но тогда уйди.
— Почему?
— Я не хочу ничего обсуждать при тебе.
— Но почему?
— Потому! Это не женское дело.
— Это мое дело, потому что речь идет о тебе.
— Черт! — крикнул Пинетт, выведенный из себя. — Ты мне надоела!
Он ткнул Матье локтем в бок. Матье быстро сказал:
— Вы можете никуда не уходить, мы с ним пройдемся по дороге, а вы подождите нас здесь.
— Да, а потом вы не вернетесь.
— Ты рехнулась! — сказал Пинетт.
— Черт! — крикнул Пинетт, выведенный из себя. — Ты мне надоела!
Он ткнул Матье локтем в бок. Матье быстро сказал:
— Вы можете никуда не уходить, мы с ним пройдемся по дороге, а вы подождите нас здесь.
— Да, а потом вы не вернетесь.
— Ты рехнулась! — сказал Пинетт. — Куда мы можем уйти? Мы будем в двадцати метрах от тебя, ты сможешь нас все время видеть.
— А если твой друг посоветует тебе не сражаться, ты его послушаешь?
— Конечно, — ответил Пинетт. — Я всегда делаю так, как он скажет.
Она повисла на шее у Пинетта.
— Поклянись, что вернешься! Даже если решишь сра-жаться? Даже если твой друг тебе это посоветует? Что угодно, только бы увидеть тебя! Клянешься?
— Да, да, да.
— Скажи, что клянешься! Скажи: я клянусь.
— Клянусь, — сказал Пинетт.
— А вы, — обратилась она к Матье, — вы клянетесь мне его привести?
6 ЖЛ. Сартр
161
— Естественно.
— Постарайтесь побыстрее, — просила она, — и не ухо-дите далеко.
Они сделали несколько шагов по дороге в направлении Робервилля; кустарники и деревья выступали из темноты. Через некоторое время Матье оглянулся: прямая, напря-женная, почти скрытая ночью, девушка старалась разли-чить их в сумерках. Еше шаг — и она полностью стерлась. В этот момент она крикнула:
— Не ухолите слишком далеко, я вас больше не вижу! Пинетт начал смеяться; он рупором приложил ладони
ко рту и затрубил:
— Ого! Ого-го! Ого-го-го!
Они пошли дальше. Пинетт все еще смеялся:
— Она хотела убедить меня, будто она девственница; потому и весь шум.
— Понятно.
— Но это она так говорит. Я что-то этого не заметит.
— Бывают такие девушки: думаешь, что они врут, а по-том оказывается, что они и на самом деле девственницы.
— Рассказывай! — ухмыляясь, усомнился Пинетт.
— Такое случается.
— Скажешь тоже! Но даже если и так, то навряд ли та-кое странное совпадение произошло именно со мной.
Матье улыбнулся, не отвечая; Пинетт боднул головой пустоту.
— И потом, пойми: я ведь ее не изнасиловал. Когда де-вушка серьезная, ты можешь сколько угодно кобелиться. Взять, к примеру, мою жену, мы оба умирали от желания, но до самой брачной ночи все было чисто.
Он рубанул воздух рукой:
— Ну, хватит об этом — у девчонки в одном месте свер-било, и я считаю, что оказал ей услугу.
— А если ты сделал ей ребенка?
— Я? — изумился Пинетт. — Скажешь тоже! Ты меня не знаешь! Я мужик правильный. Моя жена не хотела де-тей, потому что мы бедны, и я научился владеть собой. Нет, — сказал он, — нет. Она получила свое удовольствие, я — свое: мы квиты.