Гассу что-то бормочет. Брюне наклоняется к нему: «Что ты говоришь?» Гассу не отвечает, Мулю примирительно тара-торит: «Время от времени не грех поговорить и о любви, это отвлекает». — «Только импотенты болтают о любви, — об-рывает его Брюне. — Надо не болтать, а трахаться. Когда есть возможность». — «А когда нет?» — «Тогда о ней молчат».
— Надо не болтать, а трахаться. Когда есть возможность». — «А когда нет?» — «Тогда о ней молчат». У всех смущенный и замкнутый вид; медленно, неохотно блондинчик натягивает одеяло. Шнейдер все еще спит; Брюне наклоняется над северянином и расталкивает его, тот вор-чит и открывает глаза. «Пора на гимнастику!» — напоми-нает Брюне. — «Уже?» — удивляется северянин. Он встает и берет китель, они выходят во двор. Перед одним из ба-раков наборщик, Деврукер и три стрелка ждут их. Брюне кричит им издалека: «Все в порядке?» — «Все в порядке. Ты слышал поезд сегодня ночью?» — «Да, — раздраженно отвечает Брюне. — Слышал». Но его раздражение быстро проходит: они молоды, подвижны, опрятны; наборщик с некоторым кокетством надел пилотку набок. Брюне им улы-бается. Моросит; в глубине двора толпа ждет мессу. Брюне с удовольствием отмечает, что людей поменьше, чем в первое воскресенье. «Ты сделал, что я тебе сказал?» Девру-кер, не отвечая, открывает дверь барака: он разбросал на полу солому, и Брюне вдыхает влажный запах конюшни. «Где ты ее взял?» Деврукер улыбается: «Приходится вер-теться». — «Это хорошо», — говорит Брюне; он дружески смотрит на них. Они входят, раздеваются, остаются только в трусах и носках; Брюне с удовольствием погружает ноги в хрупкую мягкость соломы и распоряжается: «Начинаем!» Люди выстраиваются спиной к двери. Брюне напротив них, считая, делает движения. Они повторяют за ним, он слы-шит их ритмичное дыхание. Брюне удовлетворенно смот-рит, как они приседают на пятки, заложив руки за заты-лок, крепкие, с длинными веретенообразными мышцами, Деврукер и Брюне самые сильные, но у них скованные мышцы; наборщик слишком тощий; Брюне рассматривает его с некоторой тревогой, но потом в голову ему приходит од-на мысль, он выпрямляется и кричит: «Стой!» Наборщик явно доволен, что можно остановиться, он тяжело дышит. Брюне подходит к нему: «Послушай! Ты слишком худой!» — «С двадцатого июня я потерял шесть килограммов». —
«Откудаты знаешь?» — «В санчасти есть весы». — «Тебе нужно прибавить в весе, — говорит Брюне. — Ты слишком мало ешь». — «А что делать?» — «Есть очень простое сред-ство. Каждый будет отдавать тебе часть своей порции». — «Я…» — начинает наборщик. Брюне прерывает его: «Счи-тай, что я врач, и предписываю тебе усиленное питание. Все согласны?» — спрашивает он, повернувшись к осталь-ным. «Согласны», — отвечают они. — «Хорошо, значит, по утрам ты будешь обходить каморки и собирать нашу складчину. Только без опозданий». Наклон и вращение туловища; через некоторое время наборщик уже шатается. Брюне хмурит брови: «Что еще?» Наборщик улыбается с извиняющимся видом: «Тяжеловато». — «Не останавли-вайся, — говорит Брюне. — Главное — не останавливай-ся». Туловища вращаются, как колеса, голова вверх и по-том между ног, затем опять вверх и снова между ног. Довольно! Они ложатся на спину, чтобы сделать упражне-ния для живота, закончат задним мостиком; это их забав-ляет, им кажется, будто они занимаются американской борьбой. Брюне чувствует, как работают мышцы, долгая легкая боль тянет ему пах, он счастлив; это единственный хороший момент дня, черные балки потолка катятся на-зад, солома прыгает ему в лицо, он вдыхает ее желтый запах, его руки прикасаются к ней далеко-далеко впереди ног. «Давайте! — подгоняет он. — Давайте!» — «Тянет», — говорит стрелок. — «Тем лучше. Давайте! Давайте!» Он встает: «Твоя очередь, Марбо!» Марбо до войны занимался американской борьбой; по профессии он массажист.
Давайте! Давайте!» Он встает: «Твоя очередь, Марбо!» Марбо до войны занимался американской борьбой; по профессии он массажист. Он подходит к Деврукеру, хватает его за талию; Деврукер сме-ется от щекотки и падает назад, запрокинув руки. Теперь очередь Брюне, он чувствует эту теплую хватку на своих боках и отбрасывается назад. «Нет, нет, — говорит Марбо. — Не сжимайся. Тут нужна гибкость, черт побери, а не си-ла». Брюне вытягивает бедра, раздается хруст, он слишком стар, слишком напряжен, он едва касается земли кончи-ками пальцев. Он встает все же довольный, он потеет, по-ворачивается к ним спиной и подпрыгивает на месте. «Ос-тановитесь!» Он резко оборачивается: наборщик потерял сознание. Марбо осторожно кладет его на солому и гово-рит с легким упреком: «Для него это слишком тяжело». —
«Да нет, — раздраженно возражает Брюне. — Просто у не-го нет навыка».
Впрочем, наборщик открывает глаза. Он бледен и с тру-дом дышит. «Ну как, дружок?» — заботливо спрашивает Брюне. Наборщик доверчиво ему улыбается: «Порядок, Брю-не, порядок. Я прошу прощения, я…» — «Ладно, ладно, — говорит Брюне, — все будет в норме, если ты будешь боль-ше есть. На сегодня все, ребята. А теперь спортивным шагом марш в душ». В трусах, взяв под мышку одежду, они бегут к шлангу; они бросают одежду на палаточное полотно, делают из него непромокаемый сверток и при-нимают душ под моросящим дождем. Брюне и наборщик держат металлический наконечник и направляют струю на Марбо. Наборщик бросает на Деврукера озабоченный взгляд и, кашлянув, сообщает Брюне: «Мы хотели бы с тобой по-говорить». Брюне поворачивается к нему, не выпуская на-конечника; наборщик опускает глаза, Брюне слегка раз-дражен: он не любит внушать кому-то страх. Он сухо говорит: «Сегодня в три часа дня, во дворе». Марбо рас-тирается лоскутом от гимнастерки цвета хаки и одевается: «Эй, ребята, есть какие-то новости!» Высокий чернявый человек разглагольствует среди группы пленных. «Это Ша-бош, секретарь, — говорит очень возбужденный Марбо. — Пойду узнаю, что там». Брюне смотрит, как он удаляется: дурак, даже не удосужился замотать обмотки: держит их по одной в каждой руке. «Как ты думаешь, что это?» — спрашивает наборщик. Он говорит равнодушным тоном, но голос его выдает: таким голосом они говорят сто раз на дню, это голос их надежды. Брюне пожимает плечами: «Может, русские высадились в Бремене, или англичане попросили перемирия: это ничего не меняет». Он непри-язненно смотрит на наборщика: паренек умирает от жела-ния присоединиться к остальным, но не смеет. Брюне не растроган его робостью: «Как только я повернусь спиной, он сбежит туда, станет перед Шабошем, вытаращив глаза, раздувая ноздри, широко открыв уши, будет внимать все-ми дырками». «Полей на меня», — просит Брюне. Он сни-мает трусы, его плоть ликует под влажным градом, шари-ками града, миллион маленьких шариков плоти, сила; он растирает тело руками, глаза его устремлены на зевак;