— Нет, пить я не буду. Гвиччоли удивленно поднял брови:
— Почему они хотят, а ты нет? Почему? Он сурово посмотрел на Матье:
— Я тебя считал посмышленей. Деларю, ты меня разо-чаровываешь!
Лонжен приподнялся на локте.
— Разве вы не видите., что он нас презирает?
Наступило молчание. Гвиччоли поднял на Матье во-прошающий взгляд, затем вдруг всем телом осел, веки его опустились. Он нехорошо улыбнулся и, не открывая глаз, сказал:
— Кто нас презирает, может убираться вон. Мы никого не задерживаем, мы здесь среди своих.
— Я никого не презираю, — возразил Матье.
Он остановился: «Они пьяные., а я не пил». Это, вопре-ки его воле, внушало ему чувство превосходства, и Матье ощутил стыд. Он стыдился своего терпеливого голоса, ко-торым принуждал себя говорить с ними.
«Они напилиоь, потому что им невмоготу!» Но кто мог разделить их не-счастье? Разве что такой же пьяный, как они. «Не надо было приходить сюда», — подумал он.
— Он нас презирает! — с наигранным гневом повторил Лонжен. — Он здесь, как в кино, он смеется над пьяными дураками, которые несут околесицу…
— Говори за себя! — оборвал его Латекс. — Я не несу околесицу.
— Да брось ты, — устало сказал Гвиччоли. Гримо задумчиво посмотрел на Матье:
— Если он нас презирает, я ему сейчас отолью на кум-пол.
Гвиччоли засмеялся.
— Тебе отольют на кумпол, — повторил он. — Тебе ото-льют на кумпол.
Менар перестал петь; он соскользнул со шкафа, с за-гнанным видом огляделся, потом, казалось, успокоился, испустил облегченный вздох и, отключившись, рухнул на пол. Никто не обратил на него внимания: все смотрели прямо перед собой и время от времени бросали на Матье злобные взгляды. Матье просто не знал, как поступить: он пришел сюда без задних мыслей, стараясь помочь Лонже-ну. Но он должен был бы предвидеть, что вместе с ним сюда проникает срам и скандал. Эти типы увидели себя его глазами; он уже не говорил на их языке, но однако, сам того не желая, стал их судьей и свидетелем. Ему вну-шал отвращение этот таз, полный вина и мусора, хоть он и упрекал себя за это отвращение: «Кто я такой, чтобы отказываться пить, когда мои товарищи пьяны?»
Латекс задумчиво погладил себя по нижней части жи-вота. Вдруг он повернулся к Матье с вызовом в глазах; за-тем поставил котелок в развилке ног и начал болтать чле-ном в вине.
— Я его вымачиваю — это его укрепит.
Гвиччоли фыркнул. Матье отвернулся и встретил насмеш-ливый взгляд Гримо.
— Что, никак не поймешь, куда попал? — спросил Гри-мо. — Ты нас не знаешь, приятель: от нас можно всего ожидать.
Он наклонился вперед и, заговорщицки подмигнув, крикнул:
— Эй, Латекс, спорим, что ты теперь не выпьешь этого вина!
Латекс подмигнул в ответ.
— Еще чего!
Он поднял котелок и шумно выпил, наблюдая за Матье. Лонжен ухмылялся, все улыбались. Они выпендриваются передо мной. Латекс поставил котелок и причмокнул язы-ком:
— Еще вкуснее!
— Ну как? — спросил Гвиччоли. — Что ты на это ска-жешь? Разве мы не весельчаки? Разве мы не лихие ребята?
— И это еще не все, — сказал Гримо. — Ты еще не все видел.
Дрожащими руками он пытался расстегнуть ширинку; Матье нагнулся к Гвиччоли.
— Дай мне твой котелок, — тихо сказал он. — Я буду веселиться с вами.
— Он упал в таз, — раздраженно сказал Гвиччоли. — Тебе нужно его выловить.
Матье погрузил руку в таз, пошевелил пальцами в вине, пошарил на дне и вытащил полный котелок. Руки Гримо замерли; он посмотрел на них, потом сунул их в карманы и посмотрел на Матье.
— То-то! — смягчившись, сказал Латекс. — Я так и знал, что ты не удержишься.
Матье выпил. В вине были какие-то мелкие и бесцвет-ные шарики. Он их выплюнул и снова наполнил котелок. Гримо добродушно смеялся.
— Кто на нас посмотрит, — сказал он, — нипочем не удержится — обязательно выпьет. Его завидки возьмут.
— Лучше пусть завидуют, чем жалеют, — сказал весель-чак Гвиччоли.
Матье помедлил, спасая муху, увязшую в вине, потом выпил. Латекс смотрел на него с видом знатока.
— Это не пьянка, — заметил он, — это самоубийство. Котелок был пуст.
— Мне очень трудно опьянеть, — сказал Матье.
Он наполнил котелок в третий раз. Вино было густым, со странным сладковатым привкусом.
— Вы случайно туда не напрудили? — охваченный по-дозрением, спросил Матье.
— Ты что, спятил? — возмутился Гвиччоли. — Ты ду-маешь, мы можем испортить вино, а?
— Да нет, — ответил Матье. — А в общем, мне плевать. Он выпил залпом и отдышался.
— Ну как? — с интересом спросил Гвиччоли. — Теперь стало лучше?
Матье покачал головой:
— Пока нет.
Он взял котелок и, сжав зубы, наклонился над тазом и тут услышал за спиной насмешливый голос Лонжена:
— Хочет нам показать, что он повыносливей нас. Матье обернулся:
— Неправда! Я пью, чтобы развеселиться.
Лонжен сидел весь одеревеневший; повязка сползла на нос. Над повязкой Матье видел неподвижные округлые глаза старой курицы.
— Я тебя не слишком люблю, Деларю! — сказал Лон-жен.
— Ты это уже говорил.
— Ребята тоже тебя не слишком любят, — добавил Лонжен. — Они при тебе робеют, потому что ты образо-ванный, но не думай, что они тебя любят.
— За что им меня любить? — сквозь зубы процедил Матье.
— Ты все делаешь не как все, — продолжал Лонжен. — Даже напиваешься — и то по-другому.