1 Всемирный зал (англ.).
— Мне нужен аванс. Надеюсь, он не откажет?
Ричи пожал плечами. Через некоторое время он ответил:
— Я ему говорил, что ты из Испании, и он опасается, как бы ты не оказался сторонником Франко; но я ему не сказал о… твоих подвигах. Не говори ему, что ты генерал: неизвестно, что у него на душе.
Генерал! Гомес посмотрел на свои потрепанные брю-ки, на темные пятна, которые пот уже оставил на рубашке. И с горечью проговорил:
— Не бойся, у меня нет желания хвастаться. Я знаю, чего здесь стоит, что ты воевал в Испании: вот уже полго-да, как я без работы.
Казалось, Ричи был задет.
— Американцы не любят войну, — сухо пояснил он. Гомес взял под мышку пиджак:
— Пошли.
Ричи медленно сложил газету и встал. На лестнице он спросил:
— Твоя жена и сын в Париже?
— Надеюсь, что нет, — живо ответил Гомес. — Я очень надеюсь, что Сара сообразит бежать в Монпелье.
Он добавил:
— У меня нет о них известий с первого июня.
— Если у тебя будет работа, ты сможешь их вызвать к себе.
— Да, — сказал Гомес. — Да, да. Посмотрим.
Улица, сверкание окон, солнце на длинных плоских ка-зармах из почерневшего кирпича без крыши. У каждой двери ступеньки из белого камня; марево зноя со стороны Ист-Ривер; город выглядел хиреющим. Ни тени: ни на од-ной улице мира не чувствуешь себя так ужасно, весь на виду. Раскаленные добела иголки вонзились ему в глаза: он поднял руку, чтобы защититься, и рубашка прилипла к коже. Он вздрогнул:
— Убийственно!
— Вчера, — говорил Ричи, — передо мной рухнул ка-кой-то бедняга старик: солнечный удар. Брр, — поежился он. — Не люблю видеть мертвых.
«Поезжай в Европу, там насмотришься», — подумал Гомес.
Ричи добавил:
— Это через сорок кварталов. Поедем автобусом.
Они остановились у желтого столба. Молодая женщина ждала автобус.
Она посмотрела на них опытным угрюмым взглядом, потом повернулась к ним спиной.
— Какая красотка, — ребячески заметил Ричи.
— У нее вид потаскухи, — с обидой буркнул Гомес.
Он почувствовал себя под этим взглядом грязным и пот-ным. Она не потела. Ричи тоже был розовым и свежим в красивой белой рубашке, его вздернутый нос едва блестел. Красавец Гомес. Красавец генерал Гомес. Генерал скло-нялся над голубыми, зелеными, черными глазами, затуманен-ными трепетом ресниц; потаскуха увидела только малень-кого южанина с полсотней долларов в неделю, потеющего в костюме из магазина готового платья. «Она меня приня-ла за даго»1. Тем не менее он посмотрел на красивые длин-ные ноги и снова покрылся потом. «Четыре месяца, как я не имел женщины». Когда-то желание пылало сухим со-лнцем у него в животе. Теперь красавец генерал Гомес упивался постыдными и тайными вожделениями зрителя.
— Сигарету хочешь? — предложил Ричи.
— Нет. У меня горит в горле. Лучше б выпить.
— У нас нет времени.
Он со смущенным видом похлопал его по плечу.
— Попытайся улыбнуться, — сказал он. -Что?
— Попытайся улыбнуться. Если Рамон увидит у тебя такую физиономию, ты нагонишь на него страх. Я не про-шу тебя быть подобострастным, — живо добавил он в ответ на недовольный жест Гомеса. — Войдя, ты прикле-ишь к губам совершенно нейтральную улыбку и там ее и забудешь; в это время ты можешь думать о чем хочешь.
— Хорошо, я буду улыбаться, — согласился Гомес. Ричи участливо посмотрел на него.
— Ты тревожишься из-за сына?
— Нет.
Ричи сделал тягостное мыслительное усилие.
— Из-за Парижа?
— Плевать мне на Париж! — запальчиво выкрикнул Гомес.
— Хорошо, что его взяли без боя, правда?
— Французы могли его защитить, — бесстрастно отве-тил Гомес.
— Ой ли! Город на равнине?
1 Мексиканец (амер. жаргон).
— Они могли его защитить. Мадрид держался два с по-ловиной года…
— Мадрид… — махнув рукой, повторил Ричи. — Но зачем защищать Париж? Это глупо. Они бы разрушили Лувр, Оперу, Собор Парижской Богоматери. Чем меньше будет ущерба, тем лучше. Теперь, — с удовлетворением добавил он, — война закончится скоро.
— А как же! — насмешливо подхватил Гомес. — При таком ходе событий через три месяца воцарится нацист-ский мир.
— Мир, — сказал Ричи, — не бывает ни демократичес-ким, ни нацистским: мир — это просто мир. Ты прекрас-но знаешь, что я не люблю гитлеровцев. Но они такие же люди, как и все остальные. После завоевания Европы у них начнутся трудности, и им придется умерить аппетиты. Если они благоразумны, то позволят каждой стране быть частью европейской федерации. Нечто вроде наших Со-единенных Штатов. — Ричи говорил медленно и рассу-дительно. Он добавил: — Если это помешает вам воевать предстоящие двадцать лет, это уже будет достижением.
Гомес с раздражением посмотрел на него: в серых гла-зах была огромная добрая воля. Ричи был весел, любил человечество, детей, птиц, абстрактное искусство; он ду-мал, что даже с грошовым разумом все конфликты будут разрешены. Он не особенно почитал эмигрантов латин-ской расы; он больше ладил с немцами. «Что для него па-дение Парижа?» Гомес отвернулся и посмотрел на раз-ноцветный лоток продавца газет: Ричи вдруг показался ему безжалостным.
— Вы, европейцы, — продолжал Ричи, — всегда привя-зываетесь к символам. Уже неделя, как все знают, что Франция разбита. Ладно: ты там жил, ты там оставил вос-поминания, я понимаю, что это тебя огорчает. Но паде-ние Парижа? Что это значит, если город остался цел? После войны мы туда вернемся.
Гомес почувствовал, как его приподнимает грозная и гневная радость: