— Слишком рано гранату, — сквозь зубы сказал Клапо.
Теперь хлопало без остановки; фрицы стали стрелять вовсю; взорвались еще две гранаты. «Если бы это могло остановиться хоть на минуту, чтобы я овладел собой». Но вокруг стреляло, хлопало, взрывалось все пуще; в его го-лове все быстрее и быстрее крутилось зубчатое колесо: каж-дый зубец был выстрелом. «Боже мой! Неужели, ко всему, я еще и трус?» Он обернулся и посмотрел на своих това-рищей: сидя на корточках, на пятках, бледные, с глазами суровыми и горящими, Клапо и Дандье наблюдали. Пинетт повернулся спиной, шея его была напряжена; его трясло, то ли от пляски святого Витта, то ли от безудержного смеха: его плечи подпрыгивали. Матье укрылся за столбом и осторожно наклонился. Ему удалось не закрыть глаза, но он не мог принудить себя повернуть голову в сторону мэрии; он смотрел на пустынный и спокойный юг, он мысленно бежал к Марселю, к морю. Прогремел еще один взрыв, что-то сухо скатывалось вниз по черепицам коло-кольни. Матье вытаращил глаза, но дорога внизу мчалась во весь опор, предметы бежали, скользили, перемешивались, удалялись, это был сон, невидимая могила углублялась и притягивала его, это был сон, огненная дорога вращалась, вращалась, как колесико продавцов вафельных трубочек, он намеревался проснуться в своей постели, когда заметил жабу, которая ползла к мэрии.
С минуту Матье безразлич-но смотрел на распластанное животное, потом жаба пре-вратилась в человека. Матье чрезвычайно четко видел две складки на бритом затылке, зеленый китель, ремень, мяг-кие черные сапоги. «Должно быть, он пробрался полями и теперь ползет к мэрии, чтобы бросить гранату». Немец полз на локтях и коленях, правой поднятой рукой он сжи-мал палку с металлическим цилиндром в форме котелка на конце. «Но, — сказал Матье, — но, но…»; дорога пере-стала течь, колесо остановилось, Матье рывком вскочил, вскинул винтовку, глаза его затвердели: прочно стоя в ми-ре сильных, он держал врага на мушке и спокойно целил-ся ему в поясницу. На лице у него промелькнула едва за-метная ухмылка превосходства: знаменитая немецкая ар-мия, армия сверхлюдей, армия саранчи была этим жалким типом, трогательным в своей неправоте, он все больше увязал в своем невежестве и суетился с комичным усердием ребенка. Матье не спешил, он с любопытством разгляды-вал свою жертву, у него для этого было достаточно време-ни: немецкая армия уязвима. Он выстрелил, немец стран-но прыгнул на живот, вытянув вперед руки: у него был вид человека, который учится плавать. Увлекшись, Матье вы-стрелил еще, и бедный малый, сделав два или три плава-тельных движения, выпустил из рук гранату, которая, не взорвавшись, покатилась по шоссе, Теперь немец вел себя смирно, безвредный и смехотворный, околевший. «Я его успокоил, — вполголоса сказал Матье, — я его успокоил». Он глядел на мертвого и думал: «Они такие же, как все!» И он почувствовал прилив мужества.
На его плечо легла чья-то рука: Клапо пришел посмот-реть на работу любителя. Он, покачивая головой, рассмат-ривал околевшее животное, потом обернулся:
— Шассерьо!
Шассерьо подполз к ним на коленях.
— Понаблюдай немного здесь, — приказал Клапо.
— Мне не нужен Шассерьо, — обиженно заметил Матье.
— Это только начало, — пояснил Клапо. — Если их при-дет много, одного тебя не хватит.
Раздалась пулеметная очередь. Клапо поднял брови.
— Э! — сказал он, возвращаясь на свое место. — Начи-нают стрелять по-настоящему.
Матье повернулся к Шассерьо.
— Что ж, — оживленно сказал он, — думаю, мы фрицам зададим жару.
Шассерьо не ответил. У него был отяжелевший, грубый, почти сонный вид.
— Ты что, не понимаешь, что они тянут время? — раз-драженно спросил Матье. — Я думал, что они сразу упла-тят нам по счету.
Шассерьо удивленно поглядел на него, потом посмот-рел на часы.
— Не прошло и трех минут, как проехали мотоциклисты. Возбуждение Матье спало; он стал смеяться. Шассерьо
наблюдал, Матье смотрел на своего мертвеца и продолжал смеяться. В течение долгих лет он напрасно пытался дей-ствовать: у него постепенно крали его действия; крали бессчетно. Но на сей раз у него ничего не похитили. Он нажал на гашетку, и на сей раз нечто произошло. «Что-то бесповоротное», — подумал он, продолжая смеяться. Его барабанные перепонки были изрешечены взрывами и кри-ками, но он их едва слышал; он с удовлетворением смот-рел на своего мертвеца. «Он чувствовал, что умирает, мать его так! Он понял, этот малый, понял!» Его мертвец, его работа, след его пребывания на земле. Его охватило жела-ние убивать еще: это легко и забавно; он хотел бы погру-зить всю Германию в траур.
— Осторожно.
Вдоль стены полз человек с гранатой в руках. Матье при-целился в это странное вожделенное существо; его сердце гулко колотилось в груди.
— Гадство!
Промазал. Предмет скрючился, стал растерявшимся че-ловеком, который озирался по сторонам, ничего не пони-мая. Туг выстрелил Шассерьо. Немец расслабился, как пру-жина, вскочил на ноги, подпрыгнул, быстро вращая рукой, бросил гранату и рухнул на спину прямо посреди мосто-вой.
Предмет скрючился, стал растерявшимся че-ловеком, который озирался по сторонам, ничего не пони-мая. Туг выстрелил Шассерьо. Немец расслабился, как пру-жина, вскочил на ноги, подпрыгнул, быстро вращая рукой, бросил гранату и рухнул на спину прямо посреди мосто-вой. В тот же миг выскочили стекла, на ослепляюще тус-клом дне Матье увидел тени, извивающиеся на первом этаже мэрии, потом в глазах у него потемнело, замелькали какие-то желтые пятна. Он был в ярости — Шассерьо за-поздал.
— Вот блядь! — повторял он в бешенстве. — Вот блядь!