— Одеяла за печкой. Возьми два. Скоро увидимся.
Брюне выходит под дождь. Чтобы согреться, он бежит. Туман проникает ему в голову: ни снаружи, ни внутри нет ничего, кроме тумана. Тибо один, на столе колода карт.
— Ты раскладываешь пасьянс?
— Нет, — говорит Тибо, — я слушал радио. Я держу колоду на столе на случай, если кто-то придет.
Он хитро улыбается: должно быть, у него есть новости, он ждет, что Брюне его сам спросит. Но тот не спрашива-ет: его больше не интересуют победы английского импе-риализма. Он спрашивает:
— В твоем борделе еще есть место?
— Да, в комнате голландцев, — говорит Тибо.
— Я к тебе потихоньку переброшу одного из моих людей.
Глаза Тибо оживляются.
— Кого именно?
— Шнейдера.
— У него неприятности? — спрашивает Тибо. — Его ищут фрицы?
— Нет, — отвечает Брюне, — пока что нет.
— Понимаю, — говорит Тибо. Он качает головой. — Ему будет скучно, голландцы совсем не говорят по-фран-цузски.
— Это даже хорошо.
— Тогда пусть переселяется, когда захочет.
— А у голландцев тепло? -• спрашивает Брюне.
— Пекло. Там живет повар, угля у них — завались.
— Прекрасно, — говорит Брюне. — Что ж, я пошел. Он не уходит. Он касается ручки двери и смотрит на
Тибо, как смотрят на город, который собираются поки-нуть. Ему уже нечего сказать. Радикал, заведомо пропа-щий человек… Тибо ему доверчиво улыбается; Брюне не может выдержать эту улыбку: он открывает дверь и выхо-дит. На дворе идет частый дождь, бараки едва различимы. Брюне шлепает по грязи и талому снегу.
Брюне шлепает по грязи и талому снегу. Парни тридцать девятого года снаружи оставили скамейку, на скамейке сидит какой-то человек, он опустил голову, дождь стекает по его волосам и шее. Брюне подходит:
— Ты что, спятил?!
Человек поднимает голову: это Викарьос. Брюне гово-рит:
— Тибо тебя ждет.
Викарьос не отвечает. Брюне садится рядом. Они мол-чат; колено Викарьоса касается колена Брюне. Время идет, дождь идет, время и дождь — это одно и то же. На-конец Викарьос встает и удаляется. Брюне остается один, он опускает голову, дождь струится по его волосам и шее.
Брюне зевает: полдень, ему предстоит как-то убить де-сять часов. Он потягивается, собственная сила душит его, нужно как-то себя изнурять. С завтрашнего дня — гимнас-тика до изнеможения. Стучат, он выпрямляется: кто-то пришел, это всегда помогает скоротать время.
— Войдите.
Это всего лишь Тибо. Он входит и спрашивает:
— Ты один?
— Как видишь, — отвечает Брюне.
— Вижу, но не верю своим глазам. Здесь нет Шале?
— Он у зубного врача, — зевая, говорит Брюне.
— У этого типа вечно что-то болит.
Он берет стул, пододвигает его к стулу Брюне, садится.
— Вы с Шале стали неразлучны.
— Он мне все время нужен, — объясняет Брюне. — Он переводчик.
— Но до него переводчиком, кажется, был Шнейдер?
— Да, Шнейдер.
Тибо пожимает плечами:
— Ты как красивая женщина, у тебя какие-то мимолет-ные увлечения. В прошлом месяце все было только для Шнейдера. Теперь все только для Шале. Мне больше нра-вился Шнейдер.
— Дело вкуса, — говорит Брюне.
Тибо отбрасывает назад голову и сквозь ресницы рас-сматривает Брюне:
— Разве вы со Шнейдером не были друзьями?
— Конечно, да.
— Тогда ты будешь доволен, — хитро улыбается Тибо. — Я к тебе с поручением от него.
— От Шнейдера?
— Он хочет тебя видеть.
— Шнейдер? — повторяет Брюне.
— Ну да, Шнейдер. Он поручил мне передать тебе, что в час дня будет за девяносто вторым бараком.
Брюне ничего не говорит, Тибо с любопытством смот-рит на него.
— Ну что?
— Скажи ему, что я постараюсь прийти, — говорит Брюне.
Тибо не уходит, он открывает большой рот, он смеется, но его глаза остаются застенчивыми.
— Я рад тебя видеть, старина.
— Я тоже, — говорит Брюне.
— Ты редко показываешься.
— У меня много работы.
— Знаю. У меня тоже. Но когда хочешь, всегда найдешь время. Люди десять раз на дню меня спрашивают, куда ты делся.
Брюне не отвечает.
— Естественно, — продолжает Тибо, — я уничтожил ра-диоприемник. Мы теперь больше ничего не знаем, мы как в потемках: ребята злятся.
Брюне нервничает под этим пристальным взглядом. Он сухо отвечает
— Я тебе уже объяснял. У кого-то слишком длинньй* язык, а у фрицев ушки на макушке. Пока нужно сделать наши встречи более редкими — это элементарная осто-рожность.
Тибо вроде и не слышит. Он спокойно продолжает:
— Некоторые говорят, что тебе не стоило так горбить, чтобы бросить нас всех при первых же сложностях.
— Ерунда! — весело возражает Брюне. — В полита?» всегда так: топчутся на месте, отступают, а потом снова делают бросок вперед.
Он смеется, Тибо серьезно смотрит на него, в дверь сту-чат ногой, Брюне быстро встает и идет открывать: это Мулю с банками консервов в руках. Вслед за ним входят Корню и Полен, они несут в одеяле буханки хлеба. Мулю кладет банки на стол, отходит и добродушно созерцает их, сложив руки на животе.
— Сегодня куриные ножки.
— Сегодня куриные ножки. Тибо встает.
— Тогда до скорого, — говорит он. — Когда у тебя най-дется время.
— Да, — отвечает Брюне. — До скорого.
Тибо выходит, Мулю делает шаг по направлению к двери.
— Я позову ребят.
— Нет, — останавливает его Брюне. Мулю изумленно смотрит на него.
— Как это нет?
— Сегодня мы разнесем это по комнатам. — Но почему?