Они умолкают, Брюне мало-помалу успокаивается, он не очень хорошо понимает, что с ним только что произо-шло. Бессвязные слова крутятся у него в голове; когда он думает о Шнейдере, у него возникает желание его избить. Все подозрительное внушает ему омерзение.
— Что ж, — соглашается Шале, — зови Викарьоса, со-общи ему о нашем решении. Скажи ему, что он еще де-шево отделался и что ему будет худо, если он будет кру-титься у комендатуры и его застукают.
Наступает короткое молчание.
— Позови его! — повторяет Шале. — Уверен, что он недалеко.
Брюне не шевелится. Шале хмурит брови.
— Чего ты ждешь?
— Чтобы ты ушел.
Шале неохотно встает. Понятно, думает Брюне, тебе жаль уходить от печки. Шале берется за ручку двери. Внезапно Брюне говорит:
— Ничего не сообщай товарищам. Удивленный, Шале оборачивается.
— Почему?
— Потому. Он… он был привязан к ним. К тому же, не стоит доводить человека до крайности…
Шале колеблется:
— Но ведь было предупреждение.
— Я тебя прошу ничего не говорить товарищам, — не повышая голоса повторяет Брюне.
Шале пожимает плечами.
— Будь по-твоему.
Он выходит, Брюне выходит вслед за ним, останавли-вается на пороге барака и ищет взглядом Шнейдера.
Он выходит, Брюне выходит вслед за ним, останавли-вается на пороге барака и ищет взглядом Шнейдера. Тот стоит неподвижно, прислонившись к перегородке двадцать восьмого барака. Они смотрят друг на друга, Брюне раз-ворачивается и возвращается к себе, оставив дверь откры-той. Почти сразу появляется Шнейдер, постучав о пол но-гами, чтобы сбить снег, он входит и закрывает за собой дверь. Брюне, отводя глаза, садится. Он слышит скрип стула. Шнейдер тоже сел. Брюне поднимает глаза: Шней-дер сидит рядом с ним, у него доброе круглое лицо, какое было всегда; словно ничего и не произошло.
— Я видел этого типа в Оране, — спокойно говорит Шнейдер.
— Ты мне не говорил, что ты был в Оране, — замечает Брюне.
— Верно, не говорил.
— Ты Викарьос? -Да.
Итак, рядом сидит Викарьос, но Брюне видит перед собой только Шнейдера.
— Однако я тебя где-то встречал, — говорит Брюне. — В первое время в Баккара я часто думал: мне знакомо это лицо.
— Мы встречались в тридцать втором году, — подтвер-ждает Шнейдер, — на съезде партии. Я тебя сразу узнал.
— На съезде! Действительно!
Он изучает эти тяжеловесные черты, этот отвислый нос; за неимением Викарьоса, он пытается снова увидеть перед собой Шнейдера июня сорокового года, двоедушно-го, смутно знакомого незнакомца, которого можно было бы ненавидеть. Но за это время Шнейдер снова стал пол-ностью Шнейдером. Брюне опускает глаза и говорит, ус-тавившись в пол:
— Я тебя запишу в барак Тибо. После обеда можешь перенести туда свои пожитки.
— Ладно.
— Товарищам мы ничего не скажем.
— Хорошо, — говорит Шнейдер. — Спасибо.
Он встает, сейчас он уйдет, он делает шаг к двери, Брюне протягивает руку, рот его невольно открывается, и он громко говорит каким-то не своим голосом:
— Почему ты мне солгал?
Шнейдер удивленно смотрит на него, Брюне выпрям-ляется, он так же удивлен, как и Шнейдер. Он сурово по-правляет себя:
— Почему ты нам солгал?
— Потому что я отлично вас знаю, — отвечает Шней-дер.
Ему холодно, как Шале, но это другой холод. Он воз-вращается, протягивает к печке большие добрые руки. Брюне молча смотрит на большие добрые руки Викарьоса. Спустя минуту Брюне спрашивает:
— Зачем тебе понадобилось примкнуть к нам, раз ты вышел из партии?
— Мне надоело быть одному, — говорит Шнейдер. Брюне внимательно смотрит на него.
— Другой причины не было?
— Нет.
Он делает несколько шагов по комнате с сонным видом и добавляет как бы для себя самого:
— Естественно, я понимал, что долго это не может про-должаться.
Внезапно он как бы просыпается, поднимает голову и улыбается Брюне.
— Я рад, что мы расстаемся так мирно, — говорит он. Брюне не отвечает. Шнейдер, улыбаясь, ждет, потом
его улыбка гаснет, и он спокойно произносит:
— Прощай, Брюне. Мы хорошо поработали.
Он поворачивается, он уходит, больше мы никогда не увидимся, кровь бросается в лицо Брюне, гнев вращает в его глазах белые круги. Он говорит тихо и быстро:
— Все это ложь. Ты за нами шпионил.
Он бросает это в спину Викарьоса, но оборачивается и смотрит на него Шнейдер. Брюне двигается на стуле; он хочет снова почувствовать гнев, но больше не обнаружи-вает его. Шнейдер тихо спрашивает:
— Тебе действительно необходимо было это сказать? Брюне не отвечает, и Шнейдер добавляет:
— Я забьюсь в угол у Тибо, я попытаюсь привыкнуть, и ты отлично знаешь, что я ничем вам не наврежу.
Но Брюне не может пройти мимо предостережения партии. Он смотрит Шнейдеру в глаза и спокойно гово-рит:
— Тебе платил алжирский губернатор.
Шнейдер ошеломленно, с полуулыбкой смотрит на него.
— Кто тебе это сказал? Шале?
— О тебе предупреждали, я сам читал об этом прошлой зимой.
— Вот как! А я об этом не знал.
Наступает долгое молчание. Викарьос бледен, теперь это окончательно Викарьос. Брюне вновь чувствует гнев: он в бешенстве смотрит, как страдание исказило лицо Вика-рьоса, оно течет, как кровь, и Брюне хочется, чтобы она текла еще обильней.
— И что же было в этом предупреждении? — спраши-вает Викарьос.