— Вы подозреваете каких-то людей? Считаете, что кто-то из её знакомых может быть замешан в таком ужасном преступлении?
— Отчего же нет. Известно, что преступления — обыкновенно дело рук добрых знакомых, а то и родственников, — усмешка Гурьева не понравилась священнику, но отец Даниил, видимо, счёл за благо пока промолчать. — Не знаю. Но узнаю.
— И что тогда?
— А как вы думаете?
— Вы готовы убивать, — священник вздохнул и укоризненно посмотрел на Гурьева. — Разве так можно, Яков Кириллович? Разве можно одолеть демонов железом? Пост и молитва.
— Разве так можно, Яков Кириллович? Разве можно одолеть демонов железом? Пост и молитва. Слово Божие. Вера.
— Великолепно, отче, — просиял Гурьев. — Вот этим вы и займётесь. А я — уж как привык.
— Вижу, вам приходилось это делать прежде, — снова вздохнул священник. — Вы ведь так ещё молоды, Боже мой!
— Ну, приходилось, — пожал плечами Гурьев. Он хотел добавить — не только людей, но сдержал колкость, готовую сорваться с языка. Во всяком случае, священник никак не виноват в том, что творится вокруг Рэйчел. — Побудьте с ней, хорошо? Мне нужно… восстановиться.
— Вот вам и ответ, — быстро сказал священник. — Вы ослабели, и они… воспользовались этим.
Гурьев впервые посмотрел на отца Даниила с интересом:
— Это… Да. Похоже. Очень возможно. Я действительно… Выложился. Вот так, да? Заба-а-а-авно.
— Вы находите всё это забавным?!
— Ещё как нахожу, — Гурьев оскалился. — Безусловно нахожу, отче. Потому что несколько месяцев полусветской жизни вымотали меня до чё… До полной потери ориентации во времени и пространстве. А воевать — с людьми или нелюдью — это и есть то единственное, что может вернуть мне равновесие. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Идёмте.
Проводив священника, Гурьев сел у кровати и взял Рэйчел за руку.
— Ничего не бойся, моя девочка. Слышишь?
— Слышу. Не смотри на меня так. Я выгляжу просто чудовищно.
— Ты моя тёпа-растрёпа, — Гурьев погладил её по волосам. — Не надо плакать, — он улыбнулся, увидев, как слёзы оставляют мокрые дорожки на щеках Рэйчел. — Не нужно, всё в порядке. Спи. Спи, моя девочка. Сон — это здоровье. А мы тут. Рядышком.
— Джейк… Я никогда… Никогда не забуду… Слышишь?! Никогда.
— Что ты, девочка моя, — ласково сказал Гурьев, так, как если бы действительно разговаривал с ребёнком. Он дотронулся пальцем — очень нежно — сначала до кончика её носа, а потом наклонился и стремительно поцеловал Рэйчел в уголок рта, и она вздрогнула, будто застигнутая электрическим разрядом. — Что же ты такое говоришь, Рэйчел. Есть тьма и есть свет, и всему своё время и место. А я — я просто стою вот здесь, и стерегу границу со стороны света. И если тьма пытается сюда дотянуться, я отрубаю ей пальцы. Больше — ничего.
— Я тебя люблю, Джейк. Неужели?…
— Спи, Рэйчел. Спи.
— А ты?
— Я подожду, пока вернётся твой батюшка, а потом пойду и почитаю сказки о нечистой силе. Вообще-то в детстве я зевал над ними так, что каждый раз опасался вывихнуть челюсть.
— Джейк. На самом деле, мне не до смеха. И у отца Даниила было такое лицо…
— Лицо, лицо, — передразнил её Гурьев. — Лучше подумай о том, как объяснить Тэдди, что тут творится. А ещё лучше — возьми-ка и всё-таки поспи. Это будет твой самый ценный вклад в общее дело.
— Ты вообще способен относиться к чему-нибудь серьёзно?
— А зачем?! — изумился Гурьев так искренне, что Рэйчел не выдержала и улыбнулась.
* * *
Через час после того, как отец Даниил вернулся в госпиталь, Гурьев вошёл в кабинет директора Британской библиотеки.
Ещё через полчаса он вышел оттуда с читательским билетом, дававшим ему возможность пользоваться ресурсами библиотеки практически без ограничений. Если Рэйчел спросит меня, чего это стоило, ни за что не скажу, усмехнулся он про себя. Бедный лорд Флэнаган. Хорошо, что мы встречались уже. А то — что?!
Он заказал литературу на завтра, на девять утра.
— Простите, сэр… Всё — на девять утра?
— Хотите бегать вокруг меня целую неделю всем составом персонала? — приподнял брови Гурьев. И перегнулся через стойку: — Всё. На девять утра. И упаси вас Господь опоздать.
Глядя в бездонную серебряную пропасть глаз посетителя, клерк понял, что не опоздает. Потому что, даже заглянув в такие глаза, жить хочется всё равно — и очень сильно.
Лондон. Май 1934 г
Следующие два дня режим у Гурьева был такой: с восьми вечера до половины девятого утра он проводил с Рэйчел, с девяти утра до семи вечера — в библиотеке. Наблюдая за тем, с какой скоростью он перелистывает страницы, служащие переглядывались в полнейшем недоумении. По их глубочайшему убеждению, не существовало людей, способных читать с такой скоростью.
Они были правы. Гурьев не читал — фотографировал страницы глазами. Читать ему не требовалось. Теперь он и это умел.
На третий день, перед тем, как увезти Рэйчел из госпиталя, Гурьев собрал у её постели «военный совет», куда были приглашены отец Даниил и Осоргин.
— Как я уже говорил, мы продолжаем изо всех сил изображать похоронную контору.
— Думаю, мы уже достаточно усыпили их бдительность. По-моему, пора заставить их проявить себя!
— Ошибаетесь, Вадим Викентьевич. Мы совершенно не готовы действовать, если «они» действительно вздумают себя проявить. Круглосуточной охраны нет, эффективно обезопасить и контролировать периметр мы не в состоянии, госпиталь не зачищен, дом на Мотли-авеню — тоже. Более или менее я доверяю Джарвису и Перси, садовнику, остальных просто плохо знаю — даже не предполагал, что всё может повернуться в таком вот направлении. Вы хоть понимаете, о чём я?