— Вот результаты химического и хроматографического анализа, Гуро-сама, — полковник обеими руками протянул Гурьеву запечатанный сургучом конверт. — К сожалению, мы не сумели найти в присланных вами образцах ничего необычного, прошу извинить нас. Это обыкновенная сажа с очень небольшой примесью железной окалины и следов органики бензольной группы. Более детальный анализ будет готов не ранее завтрашнего утра. Единственное, что можно назвать странным — это размеры частиц. Они очень, очень мелкие.
— Собственно, ничего другого я и не ожидал, — Гурьев вздохнул. — Что ж. Отрицательный результат — как известно, тоже результат.
— Чем я могу быть вам ещё полезен, Гуро-сама?
— Попросите ваших офицеров отследить все публикации в прессе, касающиеся происшествия с графиней Дэйнборо, и сообщите мне курьером.
— Будет немедленно исполнено, Гуро-сама, — поклонился атташе. — Отчёт на английском или на японском?
— На английском. Возможно, я решу обратиться в полицию, хотя не уверен в этом.
— Если всё-таки решите сделать это, покорнейше прошу позволить мне задействовать мои связи в Скотланд-Ярде, Гуро-сама. Я приложу все мыслимые усилия, если вы окажете мне честь помогать вам, хотя, разумеется, я недостоин даже просить вас о такой милости. Быть вашим верным и преданным слугой — это счастье для меня, которое я не в состоянии выразить словами.
— Благодарю вас за столь высокое доверие, Кагомацу-сан, — поклонился Гурьев. — Я польщён и растроган вашими искренними и сердечными словами. Мы будем находиться на связи постоянно, и я непременно извещу вас о своих решениях. Благодарю вас за то, что вы сочли возможным лично прибыть сюда и поддержать меня.
Отбывшего атташе сменил Осоргин, доставивший священника. Гурьев вышел навстречу, прикрыл за собой дверь в палату. Осоргин, кивнув, вернулся в главный коридор, и Гурьев остался с батюшкой с глазу на глаз. Отец Даниил, не скрывая пристального интереса, оттеняемого мелькающей в его взгляде тревогой, рассматривал Гурьева:
— Вот вы какой.
— И какой же?
— Возможно, именно такой, какой нужно, — на лице священника промелькнула улыбка, собрав гусиные лапки морщинок в уголках глаз. И снова тревога вуалью опустилась на его лицо: — Это очень серьёзно?
— Серьёзно, — кивнул Гурьев.
— Это серьёзнее, чем я думал, и мне это страсть как не нравится, отче. Что вам известно?
— Вадим Викентьевич доложил мне события во всех доступных ему подробностях. У меня сложилось впечатление, что он не верит, будто это несчастный случай.
— Это не случай. Я пока ничего не могу доказать, но это так.
— Господи Боже мой, — священник перекрестился. — Неужели…
— Погодите, — Гурьев усмехнулся. — Это ещё не всё. Не пугайте её пока. Я сам ей всё скажу, но чуть позже. А вы, отче… Смотрите. Если почувствуете что-то неладное, поделитесь со мной. Это важно.
— Что-то ещё… случилось?
— Идёмте, — Гурьев, по своей извечной привычке, впрочем, ещё не знакомой отцу Даниилу, словно не услышал вопроса.
Они вошли в палату. Священник присел на стул у изголовья Рэйчел, а Гурьев опустился на стул напротив, так и не выпустив меч из рук.
— Дитя моё…
— Мне уже лучше, батюшка. Правда-правда, — Рэйчел указала на Гурьева подбородком. — Вы уже познакомились, я вижу.
— Конечно, дитя. Конечно, — голос отца Даниила дрогнул. — Я принёс тебе кое-что.
Он вложил в пальцы Рэйчел небольшой образок и только после того, как она благодарно пожала его руку, с удивлением воззрился на Гурьева — до него только в эту секунду дошло, что Рэйчел может двигаться:
— Но… Вадим Викентьевич сказал, что…
— Это службишка, не служба, отче. К сожалению, на этом наши неприятности отнюдь не заканчиваются, а, похоже, только начинаются.
— Джейк… Правда же, он совершенно несносен, батюшка?
— Может, потом?
— Дети мои… Пожалуйста… Что произошло?
— Здесь был дьявол, батюшка, — Рэйчел пыталась отважно улыбаться, но у неё плохо получалось. — Он приходил за мной, а Джейк… Джейк его… выгнал.
Священник в ужасе посмотрел на Гурьева, потом на Рэйчел, и покачал головой:
— Рэйчел… Дитя моё!
— Я чувствовала его дыхание, батюшка. И я не сошла с ума. Во всяком случае, не сегодня.
— Это был не дьявол, — хмуро бросил Гурьев. — Дьявола нет, моя девочка. А со всеми остальными мы справимся. Уж как-нибудь.
— Яков… Кириллович, — голос священника был преувеличенно спокоен. — Может быть, вы всё-таки объяснитесь?
— Дурацкая привычка — отвечать вопросом на вопрос. Вы ничего не чувствуете, отче?
— Нет, — некоторое время подумав, отрицательно качнул головой отец Даниил. — Что произошло?
— Где-то около двух пополуночи, — Гурьев сцепил пальцы, охватив ими рукоять меча. — Вон там, — он указал подбородком в угол, — появилась, — гм, — некая субстанция.
Когда Гурьев закончил короткий сухой отчёт о событиях, на лице отца Даниила отразилась такая степень недоумения, что Гурьеву сделалось даже его жалко. Он с самого начала был уверен, что толку от священника будет мало — в деле выяснения того, с чем ему довелось столкнуться. Когда он замолчал, Рэйчел отважилась пошутить:
— Джейк — ужасный зануда, батюшка.
Когда он замолчал, Рэйчел отважилась пошутить:
— Джейк — ужасный зануда, батюшка. Сам дьявол лопнул от изумления, столкнувшись с таким невероятным отсутствием какого-нибудь намёка даже на слабую тень фантазии.