Официант удалился, и они приступили к завтраку. Рэйчел не столько ела сама, сколько смотрела на Гурьева, явно сражаясь с желанием задать вопрос. Он улыбнулся и кивнул:
— Ваш выстрел, Рэйчел.
— Неужели такой гигант, как вы, может насытиться тремя листиками салата?
— Я уже вырос, — пожал плечами Гурьев. — Человеку нужно много пищи, когда он растёт.
И потом, я почти не двигаюсь здесь, на судне. Мне некуда расходовать энергию, поэтому не стоит много есть, чтобы не нагружать организм лишней работой. Трудно отказаться от привычки много есть, да ещё и в самое неподходящее время суток, как это делают британцы, например.
Она отложил вилку и нож и посмотрела на него с изумлением. Опять я, подумал Гурьев. Опять.
— Давайте заключим сделку, Рэйчел. Бесплатной помощи я не приму. Вы поможете мне найти то, что я ищу, а я заплачу вам столько, сколько вы сочтёте нужным запросить за свою помощь. Помимо расходов, разумеется. Попутно я обязуюсь устранять все возникающие неудобства. И решать ваши проблемы, — те, которые вы посчитаете возможным доверить мне решить. Идёт?
— Хорошо, — кивнула Рэйчел. — Не стану от вас скрывать. Я думала о вас и предположила, что вам понадобятся мои услуги. Но мои услуги стоят дорого. У вас есть деньги?
— Услуги? — Гурьев подался вперёд и улыбнулся.
— Я помогаю состоятельным людям, имеющим такой интерес, войти в лондонское общество. Это нелегко, требует не только времени, но и душевных усилий, и немалых. А мне есть, куда их тратить и о ком беспокоиться. Поскольку такая деятельность не может быть поставлена на поток, я редко успеваю поработать больше, чем с двумя-тремя клиентами в год. Поэтому ставки высоки, весьма высоки. Разумеется, помимо расходов, — на этот раз её улыбка была вполне светской.
Ах, вот оно что, подумал Гурьев. А я-то ломал голову, на какие средства ты живёшь, Рэйчел. Ну что ж. Как же так получилось? Это, наверное, был для тебя отчаянный шаг. И ты, вероятно, действительно нуждалась, если решилась на такое. Вот оно что.
— Ваш… сын?
— Сын?! — Рэйчел не казалась изумлённой — была изумлена на самом деле.
— Вы говорили о времени и душевных усилиях. Это мальчик. Я прав?
— А что, девочки…
— С девочками чуть проще. Сначала. С мальчиками — сложнее. Если основа неправильная, потом часто бывает невозможно сделать из тряпки и неженки мужчину.
После недолгого молчания Рэйчел, всё ещё находясь во власти охватившего её недоумения, проговорила:
— Тэдди — мой брат. Наша мать скончалась, когда он родился. Через пять лет умер отец, а я овдовела. Так что мне приходится заботиться не только о себе, но и о мальчике, — по лицу Рэйчел пробежала тень. — Как вы угадали? Вы ведь почти угадали!
Ну да, ну да, подумал Гурьев. Я почти всё верно угадал. Почти. Как обычно. И старик, и ребёнок. Не сын. Брат. Мог быть и сын, меня это… И, конечно же, тут тоже история. Ну, ничего, ничего. Разберёмся. Я заболел, подумал он. Вот совершенно точно я болен. Это ведь, как болезнь. Как насморк, — лечи, не лечи. только дольше. Год. Самое многое — год. И всё. И я снова выздоровею.
— Я часто угадываю.
— Интересно. Но вы так и не ответили на мой вопрос, — снова посмотрела на него Рэйчел.
— Какой?
— О деньгах.
— Пусть это вас не заботит, — он усмехнулся. — Сколько нужно.
— Вот как, — Рэйчел снова приподняла брови. — Надеюсь, это всё-таки не шпионаж?
— Нет. Это не шпионаж.
— Поклянитесь.
— Даю слово, что это не шпионаж.
— Даю слово, что это не шпионаж. Я знаю, от русских можно всего ожидать, особенно — по нынешним временам. Но это не шпионаж.
— Как ваше настоящее имя?
— Это моё настоящее имя. Я просто сократил фамилию для удобства говорящих по-английски.
— И как же это звучит по-русски?
— Гурьев.
— Мне кажется, я слышала эту фамилию, — кивнула Рэйчел. — От мамы. Не помню, в какой связи? что-то из времён Павла Первого, кажется?
— Да. Это возможно. Был такой — Граф Гурьев, министр финансов. Несколько позже. Неважно. Не только не родственник — даже не однофамилец.
Она улыбнулась этой нехитрой шутке — и снова не дежурно, а как-то ободряюще, что ли:
— Конечно. Итак, что же за дело у вас в Англии?
— Это очень личное.
— Вот как. Вы меня интригуете.
— Нисколько, — вздохнул Гурьев.
Он достал из кармана пиджака портмоне, вынул из него запаянный в целлофан рисунок кольца и протянул его через стол Рэйчел:
— Я ищу эту вещь.
Выслушав историю, Рэйчел молчала очень долго. Потом подняла на Гурьева взгляд, полный слёз.
Почему ты плачешь, Рэйчел, встревожился Гурьев. Неужели всё, что ты увидела и пережила, не вылечило тебя от дурацкого романтического бреда, которым были набиты те самые книжки, зачитанные нами до дыр, до страниц наизусть, в нашем детстве?! И меня не вылечило. Получается, что мы ведь читали одни и те же книжки, Рэйчел. И сказки мы, похоже, слушали одинаковые. Как же всё плохо-то. Господи. Рэйчел.
Она вернула ему рисунок и отвернулась. А когда повернулась снова, глаза её были уже сухими. Ну, почти.
— А потом?
— Что — потом?!
— Потом, когда вы найдёте это кольцо? Если найдёте?
— Я должен вернуться, Рэйчел.
— Куда? Туда?!
— В Россию.
— В Россию, — она покачала головой. — Зачем? Что вы будете там делать?