— Можно тебя потрогать? — шёпотом спросила Тэру.
— Можно, — снова улыбнулся бог.
Тэру поднялась, осторожно ступая, приблизилась. Бог протянул Тэру руку, обычную человеческую руку, и девочка дотронулась до неё. Рука была тёплой. Это бог, Хатиман, подумала девочка. Конечно, это сам Хатиман, — а кто же ещё, кроме бога войны, стреловержца и властелина железа, мог пройти во дворец Сына Неба без единого шороха или скрипа? Так вот почему так тихо вокруг. Хатиман не хотел, чтобы ему помешали разговаривать с Тэру.
Девочка опустилась на колени напротив бога и поклонилась, опершись ладонями о татами. Бог был одет именно так, как и подобает божеству-воину: тёмно-синее кимоно, широкий шёлковый пояс, длинные и широкие хакама, [46] на плечах — роскошное сине-голубое катагину, [47] расшитое серебряными хризантемами, поверх хаори. [48] Только причёска у него была странной — забранные в пучок на затылке длинные волосы, как у ронина. [49] И лицом бог почему-то совсем не походил на японца.
— Ты пришёл за мной, Хатиман? — тихо спросила Тэру. — Я должна уйти с тобой, как Хиса, [50] да? Я не боюсь, ты не думай, — девочка отважно вскинула головку. И вздохнула: — Только отец расстроится. И мама, наверное, будет плакать.
— Нет, — ответил бог, и улыбка его сделалась немного печальной, а глаза засияли ещё нестерпимее. — Нет, дорогая. Ты проживёшь много лет, и твои родители будут радоваться внукам, твоим детям, которые должны вырасти в мире. Так что тебе предстоит очень много работы, принцесса Тэру.
— Почему ты пришёл ко мне, Хатиман?
— Потому что твоя душа открыта свету, принцесса Тэру. Ты должна помочь своему отцу понять, что путь, на который толкают его — это путь гибели, бесславной и бесцельной. Я объяснил, почему я пришёл не к нему, а к тебе. Его сердце пока закрыто, а глаза не видят во тьме. Ты, принцесса Тэру, откроешь ему правду.
— Я?!
— Да. И помни, что ты должна заботиться о своём брате. Он будущий император, и ты должна будешь помочь ему понять, что самое важное — это мир и равновесие. И для этого тебе предстоит очень многое узнать и очень многому научиться.
— Но ведь ты бог войны, — возразила девочка. — Значит, ты должен любить войну, а не мир?
— Нет, — снова улыбнулся бог.
— Хатиман — бог воинов, и Хатиману нравится, когда его воины живы, здоровы и радостны. Хатиман — это сила, отвага и доблесть. Но Хатиман — бог, а значит, он мудр. И потому в его сердце нет жестокости. Хатиману вовсе не интересно бродить среди мёртвых тел на полях сражений. Иногда мир стоит того, чтобы за него воевать. И воин должен уметь сражаться. Но мир — мир много важнее и гораздо нужнее войны. В подлунном мире никто не убивает так много и часто, как люди. Богам это перестало нравиться.
— Почему?
— Боги повзрослели, принцесса Тэру. Их больше не интересуют жестокие детские игры. Богам хочется, чтобы люди научились не только ненавидеть, но и любить. Им хочется любить людей, а когда люди сеют смерть, любить их очень, очень трудно. Почти невозможно. Ты понимаешь меня, Тэру?
— Да, Хатиман.
— Я оставлю тебе талисман, принцесса Тэру. Он будет хранить тебя, а ты будешь хранить его. Когда ты покажешь его императору, он поверит тебе. И помни — ты должна набраться терпения и любви, когда станешь рассказывать обо мне. Нельзя сердиться и плакать, если тебе поверят не сразу. Взрослые не любят чудес, им удобнее верить в то, что чудеса невозможны. Но иногда чудеса всё же случаются. И ты должна знать, что правда всё равно найдёт путь к сердцу твоего отца. Будь спокойна и повторяй то, что я сказал. Пока он не поверит. Только так ты сможешь его убедить.
— Хорошо, — согласилась девочка, по-прежнему не в силах отвести взгляда от удивительных глаз божества.
— Ты запомнила, принцесса Тэру? — голос бога налился силой.
— Да, Хатиман.
— Повтори.
— Боги выросли. Им не нравится смотреть, как люди убивают друг друга. Боги любят детей и не хотят, чтобы им было страшно… Мы, люди, должны удерживать равновесие. И тогда боги будут радоваться.
— Всё правильно, принцесса Тэру.
Он достал из-за пояса медальон на кожаном ремешке — овальную тяжёлую подвеску из кованого серебра с чёрным полированным эллипсоидом метеорита внутри:
— Возьми, Тэру. Это капелька небесного огня, остывшая только снаружи, чтобы человек не сгорел от её прикосновения. Если долго-долго смотреть на неё, отрешившись от суеты, то можно увидеть — глубоко-глубоко внутри — искорки звёзд, мимо которых она мчалась многие миллионы и миллионы лет, чтобы оказаться в твоих руках. Береги её, и она будет беречь тебя. А я позабочусь обо всём остальном. Договорились?
— Да. Спасибо, Хатиман, — прошептала девочка, осторожно, словно и в самом деле опасаясь спугнуть чудо, протягивая руки к медальону.
Гость помог Тэру надеть ремешок на шею:
— Мне пора, дорогая. Меня ждут. Прощай.
— Прощай, Хатиман. Я никогда не забуду…
— Прощай, Тэру. Я рад, что мы подружились.
Гурьев погладил девочку по голове и, нащупав точку пониже затылка, осторожно нажал. Маленькая принцесса улыбнулась и закрыла глаза. Её дыхание сделалось ровным и размеренным — она уснула. Гурьев поднял Тэру и перенёс на постель. Заботливо укрыл, подоткнув стёганое ватное одеяло со всех сторон. И, ещё раз дотронувшись до тёмных, блестящих и тонких, как шёлковые нити, волос ребёнка, вышел, бесшумно задвинув за собой сёдзи.