Мундир на Гурьеве сидел так, что ротмистр едва удержался от завистливого вздоха. Сам он отвык и от такого сукна, и от такой подгонки по фигуре. Что же это такое, с суеверным ужасом опять подумал ротмистр. А погоны ему кто позволил?!
— Чем могу служить? — голос Гурьева вернул Шерстовского на землю.
— Прибыл лично убедиться в том, что вы, господин Гурьев, не тот, за кого себя выдаёте.
При этих словах караул напрягся. Гурьев посмотрел на своих казаков, продолжая улыбаться, каким-то неуловимым жестом успокоил их и снова упёр взгляд в «инспекторов»:
— Ну, убедились? — после этих слов улыбка исчезла с его лица так мгновенно, что Шерстовский невольно передёрнул плечами. — Отлично. Честь имею, господа.
Он развернулся и направился назад.
— Погодите! — окликнул его Шерстовский. — Но…
— Хотите поговорить — проходите в дом, — снова повернулся Гурьев. — Не вижу, однако, никаких поводов для разговоров. Я не являюсь ни автором, ни вдохновителем диких россказней, послуживших причиной вашего визита. Посему полагаю излишним и унизительным оправдываться. Вас, вероятно, прислали потому, что вы несли службу при Дворе и могли видеть Наследника.
— Так точно. В Гатчинском полку.
— Ну, разумеется. При всём моём искреннем сочувствии к судьбам бывшего, — он намеренно сделал ударение на этом слове, — Государя и его несчастной Семьи, заявляю вам абсолютно ответственно, что не только не принадлежу к упомянутой Семье, но даже в самом отдалённом родстве не состою с бывшей, — опять подчеркнул он, — Императорской Фамилией. Во всяком случае, не более, чем любой из дворян государства Российского. И это на самом деле всё. Прошу извинить, дел по горло, — Гурьев провёл по кадыку ребром ладони и скрылся в избе.
Шерстовский несколько растерянно посмотрел на сопровождавших его казаков. Один из них нетерпеливо дёрнул подбородком:
— Ну?! Не он?
— Разумеется, нет, — раздражённо пожал плечами Шерстовский. — По возрасту — вероятно, но… Нет, нет. Конечно, нет. Однако!
— Что?!
— А сами не видите?! — гаркнул Шерстовский. — Ждите!
Он шагнул на крыльцо, стукнул в дверь, вошёл, остановился на пороге. Гурьев посмотрел на офицера, вздохнул и кивнул:
— Ну, проходите, раз уж приехали. Присаживайтесь. Угощать мне вас нечем, — была хозяйка, да вся вышла.
Присаживайтесь. Угощать мне вас нечем, — была хозяйка, да вся вышла.
— Примите мои…
— Перестаньте, — махнул Гурьев рукой.
— Нет, нет, — запротестовал Шерстовский, шагнув вперёд. — Я действительно сожалею. Поверьте. Нам всем сейчас… нелегко. А где полковник Шлыков?
— Полковник Шлыков пока не в состоянии воевать. Приходится делать это за него. Уж как прорезалось.
— Но вы не можете вести самостоятельные боевые действия, без координации. Обстановка…
— Я знаю обстановку не хуже вашего, — перебил ротмистра Гурьев. — Отряд не ведёт активных операций. Мы, по мере сил, предотвращаем проникновение красных бандитов в район.
— Послушайте, господин… Гурьев. Невозможно сколько-нибудь эффективно обороняться…
— Я и без подсказки понимаю, любезнейший Виктор Никитич, что наилучшая оборона — это поход на Москву. С какими силами, позвольте спросить? Или вы думаете, что японский Генштаб после двух с половиной петушиных наскоков на советское пограничье десятимиллионную армию в ваше полное распоряжение предоставит? А воевать с Совдепией за то, чтобы русская дорога стала китайской, — поищите дураков в другом месте.
— Вот как вы это видите, — усмехнулся Шерстовский. — Интересно.
— А вы видите это иначе? — прищурился Гурьев.
— То, что я вижу — моя частная точка зрения, — повысил голос Шерстовский. — Есть атаман генерал-лейтенант Семёнов, который…
— Вы людей моих видели? — тихо спросил Гурьев.
Шерстовский смешался:
— Видел. Что вы хотите этим сказать?
— Вам известно, сколько я положил сил, чтобы они такими стали? Воинами, а не разбойничьей ватагой. Вы думаете, я их пошлю после этого умирать за нанкинские [12] и токийские амбиции? Чёрта с два, господин ротмистр. Зарубите себе это на носу.
— Да как вы смеете!!!
— Так и смею, — Гурьев расправил плечи. — Армия без идеи — дерьмо свинячье. Командир, швыряющий в первую же мясорубку лучших воинов, как поступил бывший император и как постоянно действует атаман Семёнов — безумец. Людей не отдам. Всё.
— Ну, ты полегче, Яков Кириллыч, — осунувшийся, но вполне сносно уже выглядящий Шлыков появился из-за занавески, перегораживающей комнату, застёгивая на ходу верхнюю пуговицу полевого кителя. — Здорово, Виктор Никитич.
Ротмистр поднялся:
— Господин полковник, — голос офицера звенел от обиды. — Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? Кто этот… господин, которому подчиняются ваши люди?!
— А ты думаешь, я знаю?! — улыбнулся Шлыков и посмотрел на Гурьева. — Что Яков Кириллыч мне посчитал нужным рассказать, могу доложить. А что не посчитал — то нам с тобой, ротмистр, знать вроде как и не по чину.
— Иван Ефремович, — поморщился Гурьев. — Я тебя просил, кажется.
— Просил, не просил, — Шлыков вздохнул. — Ты присядь, Виктор Никитич. Раз приехал — разговор некороткий нам предстоит. Станицу-то нашу видал?
— Видал.
— Ну, это хорошо.
Он кивнул вестовому: