— Да.
Чудесно, — кивнула она. — Никогда не видела ничего подобного. Миссис Иосида просто потрясающе выглядит, не правда ли?
— Она настоящий самурай, Рэйчел. Вы правы.
— Самурай? — Рэйчел опять забыла, что леди не должна реагировать так живо. Этот негодяй всё время вытряхивает меня из себя, сердито подумала она. Это, наконец, невежливо. — Разве женщина может быть самураем?
— Самурай — это судьба, Рэйчел. Карма, как говорят японцы. Женщина или мужчина — никакой разницы. Жизнь или смерть — безразлично. Жёны самураев, а настоящей женой самурая может быть только женщина из семьи самураев, ведут все хозяйственные дела, и мужья весьма дорожат их мнением. Отнюдь не только в делах семейных или воспитании детей, но также в вопросах войны и мира. Помимо всего остального, женщине-самураю дарована привилегия легко оборвать жизнь — простым ударом меча или кинжала, в горло.
— О, Господи Боже, — Рэйчел содрогнулась. — Я слышу в вашем тоне восхищение. Это же немыслимо.
— Смерть — такая же неотъемлемая часть жизни японцев, как цветение вишни или божественное величие и ясность Фудзи. Жизнь коротка, и каждый миг её должен быть гармоничен. И каждый миг нужно быть готовым встретить смерть с достоинством и спокойствием. Тогда в следующей жизни судьба будет благосклоннее к человеку, чем в предыдущей. Природа страны восходящего солнца сурова и переменчива. Ураганы и землетрясения воспитывают характер. Японцы называют свою землю Страной Богов. Её красота действительно потрясает воображение. Но это — очень трудная земля. Безжалостная. Японцы — великая нация ещё и поэтому, Рэйчел.
— Вы жили в Японии, — после довольно долгой паузы Рэйчел посмотрела на Гурьева очень внимательно. И это был не вопрос, а утверждение. — Долго?
— Довольно долго. Несколько лет.
— Я бы хотела там побывать. Но жить… Мне трудно это себе представить.
— Да. Это нелегко. Их мир закрыт для европейцев. Очень немногим позволяют войти. Японцам очень приятно, когда иностранец знает несколько слов по-японски. Они расценивают это как символ глубокого к себе уважения. С другой стороны, они предпочитают обычно, чтобы иностранцы не говорили по-японски, поскольку уверены, что правильно выдержать интонации во время беседы чужаки не в состоянии.
— Это на самом деле так?
— Во всяком случае, по отношению к англичанам — это истинная правда.
— Почему?
— Нет на свете нации, менее приспособленной к изучению чужих наречий, нежели британцы и американцы, Рэйчел. У них множество других всевозможных талантов и достоинств, но этого — нет и в помине. Как правило, разумеется.
— Вы несносны. Просто несносны, немыслимо, — Рэйчел засмеялась, и Гурьев обрадовался, что сумел её развеселить.
Они остановились у самого крыльца. Гурьев бросил несколько слов шофёру по-японски и тотчас перевёл сказанное для Рэйчел:
— Я велел ему ждать в машине, потому что хочу лично проводить вас, поскольку для меня это очень-очень важно. Иосида приказал шофёру убедиться, что гости прибыли домой — существенный элемент процедуры настоящего гостеприимства. Принято ещё известить хозяина запиской с благодарностью за внимание и пожеланиями процветания. Такие записки продаются в Японии в виде открыточек, но я, конечно же, напишу её сам. Позвольте вашу руку, миледи.
— От этих церемоний можно положительно сойти с ума, — потрясённо покачала головой Рэйчел.
— От этих церемоний можно положительно сойти с ума, — потрясённо покачала головой Рэйчел.
— И это говорит графиня Дэйнборо, — укоризненно нахмурился Гурьев.
Она снова засмеялась, уже опираясь на его руку, и, оступившись на подножке автомобиля, очутилась в объятиях Гурьева. Несколько мгновений они смотрели, не отрываясь, в глаза друг другу. Потом ресницы Рэйчел дрогнули, опускаясь, и губы их встретились. Это продолжалось совсем недолго — но более чем достаточно для того, чтобы Гурьев почувствовал, с каким нетерпением и жадностью отвечает Рэйчел на его поцелуй.
— Рэйчел… — в голове гудели колокола, и Гурьеву показалось, что он сейчас просто рухнет, как подкошенный. — Рэйчел.
— Простите меня, Джейк, — тихо проговорила Рэйчел, чуть отворачиваясь, но не делая попытки освободиться. И всё-таки, несмотря на это, он понял — чудо закончилось.
— Почему?! — Гурьеву хотелось встряхнуть её так, чтобы… — Почему, Рэйчел?
— Вам известно, что вы неотразимы и что женщины без ума от вас, не правда ли? — возможно, Рэйчел не хотела, чтобы он слышал, какая тоска звучит в её голосе — но он слышал. Хоровод серебряных молний в его глазах неопровержимо свидетельствовал об этом. И всё-таки она нашла в себе силы продолжить: — Нет никакой необходимости проверять на мне ваше оружие, Джейк. Вы же видите, — оно действует, вовсе безо всяких усилий с вашей стороны и несмотря на все усилия с моей. Прошу вас, оставьте мне немного сил, ведь мне надо как-то жить, — и сейчас, и когда вы, наконец, уедете. Смотрите, — победа надо мной досталась вам необычайно легко. И я надеюсь, именно поэтому в ней нет для вас совершенно никакого смысла.
— Вы всегда ведёте себя именно так, — глухо проговорил Гурьев, запрокидывая лицо к чёрному, бездонному майскому небу. — Всегда гнётесь — ровно настолько, насколько необходимо, — и никогда, никогда не ломаетесь. Леди Рэйчел. Благодарю вас, я отлично усвоил и этот урок.