— Вы ведь не сердитесь на меня, Джейк? — на лице Рэйчел сияла привычная лёгкая улыбка, и он мог поклясться, что не заметил, когда она высвободилась и отстранилась. — Скажите, что не сердитесь. Пожалуйста. Ну?
— Сержусь, — покачал головой Гурьев. И, как всегда в таких случаях поступал, — улыбнулся. — Сержусь, Рэйчел. Но обещаю вам — к утру это пройдёт. Спокойной ночи, Рэйчел.
Распахнув перед нею дверь парадного, Гурьев отступил и молча отвесил Рэйчел такой поклон, что лицо её мгновенно пошло красными пятнами. Впрочем, этого Гурьев уже не видел. Секунду спустя хлопнула дверца автомобиля, и чудесный вечер, превратившийся в кошмар, закончился.
Дождавшись, пока шум мотора стихнет, Рэйчел прислонилась к закрытой створке двери, и сумочка выскользнула из её безвольно разжавшихся пальцев.
Токио, императорский дворец. Май 1934 г
Иосида смотрел на императора в полном недоумении. С того момента, как дипломат завершил доклад, Хирохито не проронил ни звука. Обстановка секретности, в которой император выслушал дипломата, отнюдь не добавляла последнему спокойствия. Что всё это значит? Почему он молчит? О чём он думает?!
Токио. Ноябрь 1933 г
Гурьев вернулся в столицу. Рранкар держался подальше от жилья, там, где было вдоволь живности для охоты. В Токио совершенно точно невозможно было находиться вдвоём.
В планы Гурьева отнюдь не входило работать цирковым персонажем, посмотреть на которого сбегается народ со всех концов. Расстояние не мешало ему поддерживать контакт с беркутом. Гурьев не без оснований подозревал, что, окажись Рранкар за тысячу миль, это не сыграет никакой существенной роли.
Гурьев понимал, что перед отъездом в любом случае должен непременно увидеться с Сумихарой. Он снял номер в одной из маленьких гостиниц Канды и наутро направился к дому генерала, расположенному буквально в пяти минутах ходьбы от Ясукуни. [39] И, увидев на столбе у ворот белые траурные ленты, остановился, как вкопанный.
Следующим вечером в гостинице появился майор Такэда. Гурьев не стал уточнять, как офицер нашёл его — в конце концов, майор Генштаба не мальчик, а высоченному белому трудно потеряться даже в Канде. Он ответил на приветственный поклон Такэды и пригласил майора войти. И велел подать сакэ прямо в номер. Такэда тоже был, похоже, совершенно раздавлен смертью генерала. Гурьев знал, что Такэду и Сумихару связывали более тесные отношения, чем просто служебные. Он научился разбираться в хитросплетениях клановых связей, но не так глубоко, чтобы с налёту осознать степень близости обоих. Бедняга, подумал Гурьев. Мне тоже будет не хватать Ясито-сама. Почему, чёрт подери?! Он же обещал мне, что будет драться?!
Только осушив второй кувшинчик — впрочем, Гурьев не отставал, — Такэда произнёс, сосредоточенно глядя в одну точку:
— Ясито-сама умер великолепно. Его кайсяку [40] был безупречен.
— Что произошло? Сабуро-сан, мне очень важно это знать. Пожалуйста, расскажите.
— Конечно, Гуро-сан. Я непременно расскажу всё, во всех подробностях. Именно поэтому я осмелился побеспокоить вас. Гэнро [41] послал Ясито-сама просьбу совершить сэппуку.
— Об этом я догадался, Сабуро-сан. Почему?
— Всегда очень много причин, Гуро-сан. Одной из причин было то, что у Ясито-сама обнаружили рак желудка. Уже было поздно что-либо предпринимать, Ясито-сама оставалось жить несколько месяцев… вы понимаете, Гуро-сан, не так ли?
Гурьев кивнул. Говорить не хотелось. Причина, по которой генерал совершил обряд, была для Гурьева теперь окончательно ясна.
— Моя скорбь безмерна, — проговорил Такэда. Чувствовалось, — ещё немного, и голос его дрогнет. — Теперь, когда ушёл Ясито-сама… Мне не хочется признаваться в этом, Гуро-сан, но меня не покидает тревога. Смерть Ясито-сама означает ещё и то, что партия войны победила. Это плохо для страны и народа. Это очень, очень плохо, — Подавленный вздох заставил Такэду чуть заметно пошевелиться. — И ещё одно, Гуро-сан. Я должен попросить у вас прощения.
— За что?
— Я не смогу, как прежде, помогать вашей армии, Гуро-сан. Прошу меня простить. Я буду делать всё, что в моих силах, но мои силы ничтожны, Гуро-сан. Я всего лишь маленький военный чиновник. Если отзовут Янагита-сама, я вообще останусь без всякой опоры. И здесь, в Токио, и в штабе армии в Дайрене. Мне очень тяжело говорить вам это, но я вынужден. Я могу умереть, но это ничего не изменит.
— Не прибедняйтесь, Сабуро-сан, — зло усмехнулся Гурьев. Он намеренно был невежлив по отношению к Такэде, чтобы хорошенько встряхнуть его после всего случившегося. — Просто начальство кажется вам ближе, чем я. Но это заблуждение. И помните: моя армия — это не только и даже не столько ваша собственная жизнь. Я умею наказывать тех, кто не подчиняется. Хорошенько запомните это, — убедившись, что его слова произвели нужное воздействие, Гурьев кивнул и неожиданно мягко добавил: — Ясито-сама любил вас.
— Нет, извините, Гуро-сан, — Такэда опустил веки. — Я был всего-навсего его верным слугой, самураем. Он любил вас, Гуро-сан.
— Тем более, — хрипло сказал Гурьев, чувствуя, как помимо воли слёзы подступают всё ближе. — Тем более. Ему следовало бы меня дождаться. Почему никто не сообщил мне? Ясито-сама прекрасно знал, где я. Почему?