— А это при чём тут?!
— Узурпация, государи мои. И большевики, и ранее — санкюлоты, якобинцы, — просто изворотливые узурпаторы, присвоившие себе Царские знамёна, использующие древние, архаические движения народной души, отзывающиеся на эти символы.
— В каком интереснейшем ракурсе предстаёт тогда история, Яков Кириллович.
— Только не надо мне Протоколы Сионских Мудрецов пересказывать, Николай Саулович. Увольте.
— Нет-нет, — почему-то улыбнулся генерал. — Не имею намерений. Да вы их, похоже, наизусть знаете.
— И не только их.
— Вы ведь в заговоры не верите, Яков Кириллович?
— Что за чепуха — «верю — не верю»?! Все эти заговоры и тайные общества — просто клубы по интересам, мне ли вам такое рассказывать? — изумился Гурьев.
— Нет, разумеется, — Матюшин погладил усы и снова улыбнулся. — Заговор только тогда осуществим, когда ложится органично и организованно на некую мировую историческую линию, то есть, по сути, концентрацией такой исторической линии и является. А по-другому — разумеется, никак.
Кавторанг вдруг взвился, как ужаленный:
— Яков Кириллович! Да ведь это же всё объясняет!!!
— Что — «это»? И что — «всё»?
— Яков Кириллович… Я…
Гурьев, посмотрев на Осоргина, сердито поджал губы, быстро налил и протянул кавторангу рюмку водки:
— Залпом. Ну?!
Послушно опрокинув в себя спиртное, Осоргин схватил с блюдца засахаренный лимон и, мгновенно размолотив его челюстями, проглотил, после чего снова опустился на стул и, моргнув, уставился на Гурьева:
— Леди Рэйчел и Тэдди — Рюриковичи.
Ну?!
Послушно опрокинув в себя спиртное, Осоргин схватил с блюдца засахаренный лимон и, мгновенно размолотив его челюстями, проглотил, после чего снова опустился на стул и, моргнув, уставился на Гурьева:
— Леди Рэйчел и Тэдди — Рюриковичи. Настоящие. Последние. Их поэтому пытаются уничтожить, Яков Кириллович. Понимаете?!
— А кто пытается, вы случайно не знаете, Вадим Викентьевич? — преувеличенно ласково спросил Гурьев.
— Как кто?! Большевики, разумеется!!!
— Хотите ещё водки, Вадим Викентьевич?
— Нет!!!
— Напрасно, — Гурьев покачал головой. — Большевикам не следует бояться Рюриковичей, Вадим Викентьевич. И Романовых тоже не следует. Романовы — вообще отработанный исторический материал, пустая порода. А последние и настоящие, как вы изволили выразиться, Рюриковичи, вовсе не помышляют о русском престоле. Поверьте мне, я этих обоих последних настоящих Рюриковичей знаю вдоль и поперёк, как облупленных. Так что, при всём моём уважении, никак не могу с вами согласиться. Хотя версия, безусловно, экстравагантная и чрезвычайно романтическая.
— Как облупленных? — переспросил Матюшин, опять побледнев.
Да что с ним такое, с беспокойством подумал Гурьев. Сердце, не дай Бог? Нет, не похоже…
— Это правда, — тихо подтвердил Осоргин. — Как облупленных, да. Верно. Только, может, вы не всё знаете? Или вы просто из-за… ваших чувств к леди Рэйчел никак сами даже мысли об этом допустить не хотите?
— Наши с Рэйчел чувства никакого отношения к происходящему не имеют. И иметь не могут.
— Наши с Рэйчел, — эхом откликнулся Матюшин, закрыл глаза и потряс головой. — Боже Праведный, Яков Кириллович. Значит, это правда.
— Что — «правда»?!
— Я всё объясню. Только, ради Бога, не торопите меня. Расскажите сначала, что происходит. Покушение? Было покушение?
— Да, было покушение. Только…
— Подождите. Расскажите мне, пожалуйста. Во всех подробностях.
Гурьев поведал генералу всё без утайки — и о происшествии во время поло-матча, и о дальнейших перипетиях сюжета, имевших место в госпитале.
— Я совершенно не понимаю мотивов, — Гурьев в раздумье поскрёб большим пальцем правой руки ямочку на подбородке. — Это не может быть связано с деньгами, вот совершенно никак. Нет у них никаких денег. А если… Например, почему Рэйчел? Логично было бы направить остриё удара на мальчика.
— Что такое мальчик — без леди Рэйчел? — быстро спросил Осоргин. — Без леди Рэйчел — и без вас?! Сирота без средств к существованию, без ничего! Яков Кириллович, дорогой вы мой! Ну, посмотрите же, наконец, правде в глаза! Ведь мучительною смертью должна была умереть она, голубка безвинная! И мальчик погибнет же в таком случае! Пусть не умрёт — но растворится, совершенно исчезнет, всякий след пропадёт! Неужели не понимаете?! Господи, да ведь это же бесы глаза вам застилают, те самые! Не вы ли сами твердили — мучить, истязать, терзать душу ангельскую — их пища и наслаждение?! Да это же просто — как, я не знаю…
— Бред.
— Какой же бред, Господи!!!
— Всё это — бред, — Гурьев спокойно посмотрел на Осоргина, а потом на генерала.
— Всё. Сначала нелепая смерть её мужа. Потом эта икона. Потом покушение. Хотя… Если, действительно, рассмотреть версию мистических мотивов, нельзя не признать, что у всего происходящего появляется некий смысл. Совершенно фантастический, я бы даже сказал, идиотский — но смысл.
— Вот! Вот — а я о чём же вам толкую?!
— Но Вы-то понимаете, что это — идиотизм, чёрт возьми?! Что я их даже убить… не имею права, потому что их место — в сумасшедшем доме?!? Вторая четверть двадцатого века — и убийство по мотивам… династических споров тысячелетней давности?!