— Беру себе твои кудри шелковые, — быстро бормочет ведьма, — твой голос медовый, твой румянец алый, твой стан статный.
Она переводит дух и с торжеством смотрит на меня. В ее глазах я вижу приговор. Всего несколько слов — и я уже перестану быть собой. К глазам подступают слезы, но я только выше вздергиваю подбородок и с вызовом смотрю в лихорадочно горящие глаза ведьмы.
— Отдаю тебе свои годы древние, свои хвори вредные, свои очи мутные, свое тело ветхое, — с торжеством шепчет она.
Я замираю от напряжения: всего несколько слов — и заклинание будет завершено. Но я вижу то, чего не видит ведьма. В темноте с печи неловко соскальзывает старушечья фигура и, припадая на одну ногу, быстро приближается к ведьме.
— Так стань же ты мною, а я буду тобою! — Хриплый торжествующий крик обрывается на высокой ноте.
В темноте с печи неловко соскальзывает старушечья фигура и, припадая на одну ногу, быстро приближается к ведьме.
— Так стань же ты мною, а я буду тобою! — Хриплый торжествующий крик обрывается на высокой ноте. Фрося в старушечьем теле находит в себе силы рывком повернуть к себе ведьму и вцепляется в нее. Завязывается борьба, и два силуэта, натыкаясь на стены и лавки, танцуют смертельное танго в полной тьме.
Я с силой цепляюсь за ухват и отталкиваю древко. Свобода! Растираю затекшее горло и быстро ощупываю лицо. Мое!
В волнении смотрю на сцепившихся ведьму и Фросю. Что же теперь будет? Судя по торжествующей интонации, ведьма произнесла все слова заклинания, но вмешалась Фрося и нарушила контакт между нами, разорвав энергетический канал, и, тем самым заменив меня, оттянула огонь на себя. Внезапно фигуры сливаются в единое целое. Секунда — и молодая женщина отталкивает от себя старуху. Та ударяется о печь и беззвучно сползает на пол.
Бедная Фрося! Она пожертвовала собой ради моего спасения. И теперь я просто обязана раздавить эту ведьму.
Я подхватываю с пола ухват и, выставив его вперед, с криком бросаюсь на ведьму.
Та с испуганным визгом отпрыгивает в сторону и бормочет за моей спиной:
— Аня, это я, я, Фрося, Фрося! Все кончилось, кончилось, кончилось…
И эта испуганная интонация, эти взволнованные повторы слов убеждают меня в том, что случилось чудо, и колдовство разрушилось.
Не выпуская ухвата из рук, наклоняюсь над старой ведьмой.
— Она не дышит…
— Что с ней? — взволнованно вскрикивает Фрося.
— Мертва.
— В прошлую весну я осиротела, — начала свой рассказ Фрося, отводя глаза от тела на полу, — а осенью ко мне старушка на постой попросилась, ночку переночевать. Я, конечно, пустила. Сама легла на лавке, гостью на печи положила. Просыпаюсь утром на печи — все тело ломит, глаза слезятся. Понять ничего не успела, как меня мой голос окликает:
— Проснулась, старая?
Я глаза протерла, гляжу — а за столом я сама сижу, косоньку заплетаю.
— Знатные косы отрастила, — говорю «я», — любо-дорого посмотреть.
Я головой трясу, думаю, сон недобрый снится. А голова как загудит, что я чуть с печи не упала.
— Тихо, бабуля, — слышу свой насмешливый голос, — привыкай. Старость не радость.
— Выходит, она тебя чем-то опоила? — предположила я.
— Я тоже так думала. А вчера убедилась. Как ты заснула, она пироги стала стряпать, мешочек травы из сундука достала да похвасталась, что с тобой собирается учинить. А в мешочке сон-трава была. Чтобы ты спала крепко и помешать ей не могла.
— То-то она так настойчиво мне пироги предлагала, а потом обрадовалась, когда я сказала, что после сытной еды меня в сон клонит!
— Да как же ты проснулась? — удивилась Фрося.
Я рассказала ей, как раскрошила булочку у забора. Про колобковый кошмар умолчала, но отметила, что сон послужил мне предупреждением. Если бы не он, смела бы пироги за милую душу и проснулась бы уже старухой.
— А Кузьме с пирогов плохо не станет? — встревожилась я. — Он же целую гору слопал.
— Не бойся, — успокоила меня Фрося, — ведьма не во все пироги сон-траву сыпала.
И ему подкладывала обычные.
— Но парочка сонных ему все-таки перепала, — заметила я, вспомнив, как широко зевал Кузьма, уходя от Фроси, и тихо спросила: — Как же ты жила все это время?
— Все тело ломило, — тихо призналась девушка. — Казалось, каждая косточка болит. А она смеялась, глядя на мои страдания. Моя хвороба ее забавляла. Ей было радостно оттого, что она обманула старость и теперь я мучаюсь за нее.
— Я удивляюсь, почему она вообще тебя не… — Я осеклась и отвела глаза.
— Не убила? — горько продолжила Фрося. — А перед кем бы она тогда хвасталась своими злодействами? С деревенскими-то она не больно общалась. Да и знала, что я ее не выдам. Если в избу кто-то приходил, я никогда не оставалась с ним наедине, она всегда была рядом, следила, чтобы я не сболтнула лишнего, и показывала, как заботится обо мне. Когда она уходила, закрывала дом на замок, а я была так слаба, что все равно не смогла бы бежать. А соседям она сказала, что я ее бабка, и все этому поверили.
— Скажи лучше, как тебе удалось колдовство разрушить?
— Это тебя благодарить нужно.
— Меня? — поразилась я и обрадовалась. Неужели в последний миг моя магия проснулась и остановила колдовство?
— Ты же мне сказала, что разрушить колдовство можно, если сделать то же самое, только наоборот, — пояснила Фрося. — Когда я увидела, что она начала читать заговор, поняла, что это моя надежда на спасение. Ведьма собиралась проделать с тобой то же, что и со мной. Я и подумала что если помешать ей в последний миг, то я и новому колдовству не дам совершиться, и старое, каким она меня околдовала, разрушу.