— Варфоломей, — прокашлялась я, чувствуя, что легкие полны дыма, — отстань!
— Яна! — раздался оглушительный вопль кота, и следом хором прозвучали два голоса, мужской и женский:
— Жива!
Я открыла глаза и увидела маячащую прямо перед носом счастливую морду Варфоломея и склонившихся надо мной Василису и Колю на фоне светлеющего неба. Похоже, я провалялась без сознания полночи, скоро рассвет.
— Пришла в себя? — прохрипела я, глядя на Василису. — Колдовать можешь?
Та закивала. Коля обхватил меня за плечи, помогая подняться.
— А ты что здесь делаешь? — удивилась я.
Василиса, Коля и кот, перебивая друг друга, принялись рассказывать, что я пропустила. В тот миг, когда я втолкнула Чернослава в горящий терем и на нас рухнули перекрытия терема, Варфоломею удалось вывести Василису за ворота. Чары, гасившие магию, спали, и мне даже трудно себе представить, что почувствовала царевна, глядя на полыхающий родительский терем, на балконе которого, взывая о помощи, размахивали руками отец с матерью и сестрами.
Пожар достиг такого размаха, что и магией с ним справиться было уже трудно. Но тут, весьма кстати, к царским воротам подкатил сероглазый юноша в синем кушаке, бросился на помощь царевне и вызвал ливень, потушивший огонь.
Я мутным взглядом обвела горелые бревна с лужицами воды и только сейчас заметила, что мокрая как мышь. С головы до босых ног. Голова раскалывалась от боли. Я потерла виски, отметив, как непривычно топорщатся у лица укороченные пряди. В этом пожаре я потеряла не только лапти и большую часть длинной шевелюры, но и еще что-то очень важное. Глаза заволокло дымом, и земля с обгоревшими щепками ушла из-под ног.
В этом пожаре я потеряла не только лапти и большую часть длинной шевелюры, но и еще что-то очень важное. Глаза заволокло дымом, и земля с обгоревшими щепками ушла из-под ног. Коля успел подхватить меня, усадил на пахнущее костром сырое бревно.
— Ты как?
Меня била дрожь.
— Ив, — всхлипнула я. И завыла во весь голос: — Ив!
Я металась по пожарищу, оставляя кровавые отметины на горелом дереве и не чувствуя боли в израненных ладонях. Сердце тротилом разорвалось внутри, когда под обгорелыми бревнами мелькнуло мертвенно-бледное лицо, измазанное сажей. Но потом опаленные огнем ресницы дрогнули, и растрескавшиеся от жара губы прошептали мое имя…
Василиса с Колей оттеснили меня от рыцаря и принялись оказывать первую магическую помощь, а Варфоломей забрался мне на колени и безропотно подставлял свою шубку в качестве носового платка, пока я без остановки рыдала от облегчения.
Парочка чародеев постаралась на славу: раны исцелили, от ожогов следа не осталось. Только сожженные волосы на голове напоминали о роковой ночи. Но и тут Василиса не растерялась, что-то шепнула, обвела вокруг головы Ива рукой, восстанавливая прическу, и я не удержалась от улыбки — так непривычно выглядел рыцарь с типично русской стрижкой под горшок.
После того, как я убедилась, что Иву ничто не угрожает, а Варфоломей уговорил меня выпустить изрядно помятого рыцаря из объятий, настало время объясниться.
— Ты так и не ответил. — Я повернулась к Коле: — Как тут оказался?!
— Ну приплыли! Кто меня послал Чернослава искать? Вот я и нашел, где он живет, да только дома не застал — он в Златоград срочно сорвался. Я за ним следом и примчался. Да только успел к самому шапочному разбору, когда тут уж все полыхало.
— В самый раз успел! — горячо похвалила его Василиса. — Одна бы я не справилась.
— Эх, жаль, мы теперь так и не узнаем, чего добивался Чернослав, — вздохнула я.
— Как это не узнаем?
Коля метнулся к обгоревшему крыльцу и вернулся с набитой доверху холщовой сумкой.
— Все здесь! — Он выудил кипу отсыревшей бересты и разгладил верхний лист. — Чернослава я дома не застал, зато нашел много чего интересного. Вот волшебная береста, через которую он Любаве письма слал да к злодействам ее склонял. Тут все их переговоры прочитать можно — я понял как. А вот, — он потряс ворохом бересты, — его записки, где все его шаги прописаны.
— И чего ж ему надобно было, окаянному? — нетерпеливо мяукнул кот.
— А надо ему было ни много ни мало стать повелителем Лукоморья, — усмехнулся Коля. — Всех людей себе подчинить, а всех чародеев или на свою сторону склонить, или истребить. Перво-наперво он Бабу-ягу, свою родную бабку, надумал на свою сторону привлечь.
— Бабку? — Варфоломей вытаращил глаза. — Она никогда об этом не говорила. Да я их вместе-то и не видел никогда! Она как-то обмолвилась про невестку, которая пыталась использовать ее как светоч, но я тогда ничего не понял, а она больше и слова не сказала, как я ее ни пытал… Но с внуком она при мне точно не виделась!
— Зная твою любовь к окрестным кошечкам, я не удивлюсь, что ты пропустил эти встречи, — заметила я.
Кот виновато повесил голову.
— А вместе с тем Чернослав Ягу пару раз навещал, о чем вот здесь записано.
— Коля ткнул пальцем в бересту. — Первый раз Яга его отругала и сказала, что, пока она жива, не бывать тому. А в следующий раз Чернослав к ней не с пустыми руками явился. Выразил свое раскаяние за прошлый разговор, уверял, что одумался, просил Ягу его простить. Яга, добрая душа, простила и чарку вина, привезенного Чернославом, в знак примирения выпила.
— Вино было отравлено? — побелев, прошептала Василиса.