Варфоломей от удивления вытаращил глаза.
— Да ты и сама ведьма, — продолжал Соловей, — свалилась средь белого дня прямо с неба, на метле прилетела. Вот зачем метла-то тебе?
Ну положим, с метлой — это только догадки. И как мы свалились из ступы, он тоже не видел, иначе сразу бы прибежал предъявить претензию о парковке в неположенном месте.
Я угрожающе тряхнула метелкой и вкрадчиво произнесла:
— А не боишься, что я тебя заколдую за дерзость твою?
— Никому еще не удавалось Соловья-разбойника зачаровать! — горделиво ответил он.
— Но ведь никому еще и не удавалось против Соловья-разбойника выстоять, так? — заметила я, заставив его понервничать.
— Но ведь никому еще и не удавалось против Соловья-разбойника выстоять, так? — заметила я, заставив его понервничать.
— Я и говорю, ведьма ты! — вспылил герой сказок. — Никто, никогда… Как тебе это удалось?!
Я повела плечом.
— Я в своей жизни еще и не такое слышала.
— Это где же? — с ревностью в голосе осведомился Соловей.
— Есть вдальних краях один, Шура-потешник. От его свиста у людей волосы дыбом встают.
— Эка невидаль! — с превосходством ухмыльнулся Соловей. — Я тоже так могу!
— Деревья к земле пригибаются…
— Я тоже так могу!
— У домов крыши сносит…
— И это мне по силам!
— Волки замертво падают…
— Это я тоже могу! — твердил свистун, но с каждой моей фразой его уверенность таяла на глазах.
— Медведи в ужасе улепетывают…
— Я тоже так могу.
— Рота солда… то есть войско витязей ложится…
— Я тоже так могу! — Соловей окончательно приуныл, но признаваться в том, что уступает в силе свиста неведомому противнику, не собирался.
— Реки из берегов выходят, в горах обвалы случаются, земля дрожит, целые деревни рушатся, — закончила картину апокалипсиса я.
Судя по убитому виду Соловья, тот спешно соображал, где бы затаиться, когда могучий потешник доберется до Лукоморья.
— А далеко он живет? — с опаской поинтересовался он.
Я наугад махнула рукой.
— В сапогах-скороходах — рукой подать.
Соловей совсем помрачнел и с недоверием процедил:
— Что-то я про такого не слышал никогда. Поди, брешешь!
— Может, и брешу! — не стала спорить я. — Только когда сойдешься с ним на кривой дорожке, передавай привет от Яны Самозвановой. Авось пощадит по старой дружбе.
Соловей взглянул на меня с невольным уважением, покачал головой.
— И не стыдно тебе? Друзья у тебя какие! А ты коров воруешь!
— Снова здорово! Нужны мне твои коровы! — Я возмутилась и подозрительно прищурилась. — Может, ты их сам продаешь потихоньку?
— Я?! — ахнул Соловей. Да так искренне, что версия о его причастности к делу таинственного исчезновения коров сразу отпала.
— Вот и мне обидно, — поспешила успокоить его я, — что на меня ни с того ни с сего напраслину возводят. А почему ты так уверен, что вор — человек, а не пронырливый волк?
Соловей глянул на меня, как на полоумную.
— Я ж не овец пасу! И не курятник стерегу. Какому волку по зубам целая корова?
Я в смущении отвела глаза. Действительно, чего взять с городской девочки.
— Ну а видел его, вора-то?
— Кабы я его видел, уж не упустил бы! — Он погрозил увесистым кулаком.
— Рада была поболтать, да пора прощаться. — Я нетерпеливо взмахнула метлой.
— Рада была поболтать, да пора прощаться. — Я нетерпеливо взмахнула метлой. — Мне к бабушке пора. Скажи, где Замышляевка, да и пойду я.
— Замышляевка, говоришь? — загоготал Соловей. — Да до нее еще день пути!
Ну ступа! Куда ж ты нас забросила-то, злодейка?
— А поблизости здесь что?
— Ближайшее село наше, Большие Бобры.
Я приуныла. Такого пункта назначения в нашем маршрутном листе не значилось. Я еще раз помянула ступу недобрым словом. Ладно, надо сперва с пастухом распрощаться, а уже потом с котом обсудить, что дальше делать.
— И куда это ты собралась? — Соловей недобро сощурился. — Неужели думаешь, я тебя живой отпущу после того, как ты супротив моего свисту выстояла?
Глядя в осоловевшие глаза разбойника, я с ужасом поняла, что он не шутит.
— А не боишься с ведьмой сразиться? — попыталась застращать его я.
— Мне теперь все равно житья не будет, — с мрачной решимостью сказал тот. — Или я тебя одолею, или ты всем разболтаешь, что Соловей-де уже никуда не годится.
— Возьмешь грех на душу? — воззвала к совести я.
— У меня за душой и не такие грехи имеются, — ощерился он. И сейчас в нем уже не осталось ничего от того сонного сердитого пастуха, который с гомоном гнал отбившуюся от стада корову, с горечью перечислял имена пропавших буренок и пытался уличить меня в их воровстве. Словно маска спала — черты лица хищно заострились, в глазах засверкал блеск стали. На месте бесхитростного крестьянина стоял жестокий разбойник. Я с содроганием поняла, что, когда Соловей уверял, будто бы ему по плечу снести крыши с жилищ и свистом убить волка, он не шутил.
— А как же новая жизнь, добропорядочный пастух? — поддела я, крепче перехватывая метлу и готовясь при первом удобном случае пустить ее в дело. Говорят, в руках шаолиньских монахов любое подручное средство становится мощным оружием, будь то простое ведро, игла или даже листок бумаги. А у меня целая метла имеется, авось не пропаду!
Соловей криво ухмыльнулся и быстрее молнии бросился ко мне. Сильные ладони схватили воздух — за мгновение до этого я успела отскочить в сторону. Да еще и метлу ему под ноги подставила, так что он на землю свалился.