Пастух не усыплялся. Поднял глаза на меня и требовательно спросил:
— Иде моя сметанка?
— Он ее съел, — мстительно сказала я.
Мужик схватился за сердце и чуть не выронил хлыст.
— Как? Всю?!
— Да чего там было той сметанки-то, — копируя кошачьи интонации, ответила я. — Даже досыта не наесться.
— И куда ж только поместилось? — ахнул пастух и со злобой уставился на кота. — Ах ты, пройдоха, ах злодей!
— Котика моего не обижайте! — Я закрыла кота подолом.
И тут пастух поднял на меня глаза, и я дрогнула. Горячка окончательно завладела мужиком. Убьет, и рука не дрогнет.
— Убью-у-у! — в подтверждение моих слов взвыл он. — За сметанку, за ромашку, за незабудку…
— Недорого же вы цените человеческую жизнь! — попыталась охолонить его я.
— Да за твою, воровская шкура, жизнь, — с ненавистью выдавил пастух, — я бы и одну свою корову не отдал, а тут речь о десятке идет! Али скажешь, Пеструха с Рыжухой — не твоих рук дело? — Он, набычившись, двинулся на меня. — А Муся и Галка? А Беляна? Да за одного Жениха тебе ноги оторвать мало. Мой лучший племенной бык, кормилец мой, поилец!
Так вот в похищении какого жениха меня обвиняют! Я прыснула со смеху, не в силах сдержаться.
— Што-о-о? — Пастух налился краской. — И тебе еще хватает наглости смеяться мне в лицо? Мне, Соловью?!
Он с шумом втянул в себя воздух и вдруг свистнул. Да так, что на небо налетела грозовая туча, деревья встревоженно зароптали, трава ковром прильнула к земле, коровы испуганно сбились в стадо, а буренка-спринтер, стоящая за спиной пастуха, затряслась пуще прежнего. В лицо ударил холодный порыв ветра, пахнуло скошенной травой, словно по ней прошлись косой, и свежими коровьими лепешками. Даже Варфоломей шерстяным ковриком вжался в землю. Лишь на меня художественный свист не произвел особого впечатления. Подумаешь, я Витаса слушала на концерте на стадионе, сидя рядом с колонкой. И ничего, даже не оглохла. А свист пастуха не идет ни в какое сравнение с усиленным мощной стереосистемой воем модного певуна. Так, жалкий плагиат!
На пастуха было больно смотреть. Наверное, так выглядит суперстар мирового масштаба, снизошедший с Олимпа, Чтобы осчастливить своим пением посетителей дома культуры деревни Гадюкино, и вместо рукоплесканий и криков «браво» после выступления услышавший гробовое молчание, а после раскатистый окрик: «А наш Петрович под гармонь спевает лучше!»
— Как? — просипел он. — И ты стоишь как ни в чем не бывало?
— Мне похлопать? — вежливо поинтересовалась я.
— Ты ничего не чувствуешь? — поразился пастух, глядя на меня округлившимися глазами.
— Вообще есть кое-что, — призналась я, с беспокойством поглядывая на кота. Судя по тому, как он тряс головой и переводил осоловевший взор с меня на пастуха, Варфоломей временно оглох и не слышал ничего из того, что мы говорили.
— Что? — с надеждой воззрился на меня мужик. — Говори!
Ну он сам напросился!
— Фальшивите изрядно, — оценила его старания я. — Тройка вам по свисту.
Мужик начал наливаться краской:
— Меня, Соловья-разбойника, учить?!
Тут уж настала пора мне удивляться:
— Вы — Соловей?
— Соловей! — гордо тряхнул бородой пастух.
— Разбойник? — еще более недоверчиво уточнила я.
— Разбойник! — Он еще с большей гордостью задрал нос. Но тут же спохватился и добавил: — Это в прошлом. Ныне я добропорядочный пастух.
— Какой же вы добропорядочный, если у вас коровы пропадают? — упрекнула я.
Соловей встрепенулся и впился в меня глазами.
— Отдай по-хорошему! А иначе придется по-плохому.
— По-плохому я уже слышала, — хмыкнула я, заставив его покраснеть от злости. — А по-хорошему я бы и рада, да не могу.
— Отдай по-хорошему, — заладил он. — А я никому не скажу, что тебя за руку поймал. Скажу, коровы сами вернулись, и тебя не выдам.
— Да вы что! — оскорбилась я. — Я с коровами дела не имею! Хоть они Женихи, хоть Невесты, хоть Сметанки. Я добропорядочная… крестьянка! — Я с достоинством оперлась на метлу.
— Добропорядочная, значит? — нехорошо ухмыльнулся Соловей. — А что же ты делаешь в чистом поле с метлой в руках?
Наблюдательный ты мой, заметил! А действительно, я в задумчивости повертела метлу в руках, что я тут делаю?
— Я к бабушке иду, — вывернулась я. — Метлу ей в подарок несу.
— А я тебе так скажу, — сощурился он. — Ты — неуловимый коровий вор. Ай да хитро придумано! — Он хлопнул себя рукой по колену. — Мы-то все на мужика валили, а девицу в злодействах и не подозревали.
Вот попала, так попала! Ступа выбрала самое подходящее место и время, чтобы скинуть нас в эпицентр коровьего стада.
— На поле ты не просто так очутилась, — продолжал приободренный моим молчанием Соловей. — До ближайшей дороги отсюда идти и идти. Путники сюда не захаживают.
— Я заблудилась, — вставила в свое оправдание я. Что ж за невезение такое! Кого из лукоморских жителей ни встречу, все меня в чем-то обвиняют: Сидор и сотоварищи — в принадлежности к нежити, Соловей — в похищении коров.
— А метла тебе вот зачем, — не слушая меня, продолжил свою складную обвинительную речь Соловей. — Чтобы корову от стада отогнать и в лес завести!
— Вы еще скажите — волкам на съедение, — укорила я.
— Может, и волкам. А может, — он сурово уставился на Варфоломея, — и котам! Где это видано, чтобы кот целую корову съел и не лопнул? Только ведьминому коту такое под силу. Вон как на кота Бабы-яги похож! Только твой облезлый да мелковат, а тот попушистей да поболе будет.