Коля с удивлением глянул на меня, но ничего не сказал.
Только провел рукой передо мной, и на меня дыхнуло жаром. Я невольно отшатнулась, вспомнив раскаленное нутро избы Любавы с кружившим вокруг нас пламенем.
— Ты что? — с волнением спросил Коля.
— Порядок, — успокоила его я и, проведя ладонью по сухой одежде, сказала: — Спасибо.
— Давай-давай, издевайся, — буркнул он и отвернулся.
Видно, никак не может мне простить, что я спасла нас обоих от гибели, а он всего лишь применил мелкое бытовое заклинание. Что ж, не буду его переубеждать, сейчас его лучше оставить в покое. Вон как обиделся, даже забыл свою одежду высушить — а с его кушака целый ручей стекает.
В полной тишине мы кружили по лесу не меньше часа. Любава, может, уже давно свои ловушки понаставила и домой вернулась. Сейчас как раз ходит по развалинам и клянет нас во весь голос.
— Вот что, нам надо в деревню вернуться, — озвучивая мои предположения, произнес Коля.
— То-то Любава нам обрадуется! — заметила я.
— Обрадуется — не обрадуется, а нам без нее путы не снять. Уж лучше мы ее возле дома дождемся, чем по лесу плутать без толку.
Пришлось признать его правоту и повернуть обратно к деревне. Но Коля не стал возвращаться на проторенную дорогу, а указал на неприметную тропинку.
— Тут напрямик к деревне выйдем, — пояснил он. — И быстрее получится.
Тропинка оставляла жуткое впечатление. И так-то прогулка по лесу, окутанному злой магией, была мрачной, но тут казалось, что за каждым кустом притаилось чудовище, корни каждого дерева точат черви, а в кроне беспокойно бьется неприкаянная душа.
Однако поводов беспокоиться не было — в пределах видимости не было ни одной магической паутины. Но чем дальше мы шли, тем больше хотелось свернуть с тропинки и бежать прочь. А ощущение, что впереди мы увидим что-то страшное, все больше крепло.
— Долго еще? — не выдержала я, обходя очередное разлапистое «чудовище».
— Уже совсем близко, — пояснил Коля. — Сейчас свернем вон за той рябиной, а там напрямик всего ничего.
Обнадеженная его словами, я прибавила шагу, обогнала Колю, первой обошла рябину и так и замерла с занесенной ногой. Варфоломей вжался в землю и зашипел. Куда ни глянь, повсюду была паутина. Она опутывала деревья и траву: кружевным пологом, раскинутым от кроны к кроне, застилала небо и плотным ковром покрывала землю. Нога замерла в нескольких сантиметрах от паутины. Еще шажок — и не выбраться из смертельной ловушки, в которой уже есть одна жертва. Между деревьями по краям дороги натянут в воздухе плотный холст паутины, и на нем, окутанная, как гусеница коконом, в метре над землей, безжизненно повисла Любава. В ее лице не осталось ни кровинки, под глазами — черные провалы, словно нарисованные углем, но самое страшное — у нее нет губ.
— Ты чего столбом стоишь? — Голос Коли оглушает, и, прежде чем случится непоправимое, я оборачиваюсь и толкаю его прочь, раньше чем он столкнет меня в паутину и ступит в нее следом.
— Ты что? — обиженно вскрикнул он, но взглянул на меня и осекся.
— Иди за мной, только осторожно, — предупредила его я и подвела на два шага к паутине.
Краска схлынула с лица парня, и тот сделался такого же цвета, как Любава.
— Давай назад, — потянула его я, испугавшись, что паутина действует на него и на расстоянии.
— Давай назад, — потянула его я, испугавшись, что паутина действует на него и на расстоянии.
— Я ее вижу, — прошептал он, потрясенно глядя перед собой.
— Любаву?
— Паутину!
Интересные дела. На озере ничего не видел, на поляне не видел, а сейчас прозрел. Или паутина обрела уже такую мощь, что видна и невооруженным взглядом?
— По… мо… — донесся еле слышный шелест, и паутина, растянутая между деревьев, чуть шевельнулась. — По… мо… ги… те…
И я с ужасом увидела, как белое, словно мел, лицо Любавы прорезает тонкая щель. Впечатление было таким жутким, что я не сразу поняла, что никакой щели нет, это шевельнулись губы чародейки — такие же белые, как кожа, почти незаметные на лице.
— По… мо… ги… те… — с усилием повторила она, глядя на нас с невыразимым мучением.
— Но как? — воскликнул Коля, не оставшийся равнодушным к страданиям чародейки.
— Ос… та… но… ви… те… ее, — выдохнула Любава и безвольно обвисла в паутине.
Коля выругался и принялся махать руками и бормотать что-то под нос. Я отстраненно смотрела на его старания. Уж если он не смог растопить ледяной кокон, в который угодила я, где уж ему справиться с паутиной?
— Так ты ничего не добьешься. Лучше попробуй привести ее в чувство, — посоветовала я. — Пусть расскажет, как снять чары.
Коля чего-то там забормотал, вытянул руку, и солнечный зайчик скользнул по белой щеке Любавы, а ее ресницы дрогнули. Встретившись с ней взглядом, я торопливо отвела глаза. Столько боли и отчаяния я не видела никогда в жизни.
— По… мо… — прошептала она.
— Как? — выкрикнул Коля. — Скажи как?
— Не… зна… — выдохнула Любава, и по ее щеке скатилась хрустальная слезинка.
— Кто приказал тебе делать это? — спросила я. — Кто писал тебе на бересте?
Любава метнула на меня взгляд, подобный кинжалу, и закрыла глаза.
— Идем отсюда. — Я обернулась к Коле: — Она ничего не скажет.