Чем дальше я топала, тем больше крепла в мысли, что подпускать одержимых подвигами мужиков к избушке никак нельзя. Даже если я опережу их и предупрежу Ива и Варфоломея, что мы сможем предпринять? Один Ив против Фрола и Клима не боец. К тому же у Фрола — палица, у Клима — дубина, а у Ива даже меча нет. Да и детины с детства к рукопашной приучены, а рыцарю давали уроки фехтования, против молодецких кулаков он и раунда не простоит. При мысли о том, как кулачище Фрола раскрасит синяками совершенное лицо Ива, сердце тревожно сжалось. Нельзя допустить, чтобы троица дошла до избушки, никак нельзя!
Я набрала побольше воздуха и с криком «Ау, люди добрые!», ломая кусты, понеслась на опешивших мужиков.
Только сейчас мне представился шанс разглядеть любителей малины в лицо. Самым видным был Фрол — статный молодец с русыми волосами, стриженными под горшок, и наивным взглядом голубых глаз. Лицо Клима было похоже на пережаренный масленый блин с черными угольками глаз. В мордочке Сидора, оказавшегося самым старшим из троих, присутствовало что-то хищное и вместе с тем жалкое. Неспроста он напомнил мне шакала из мультфильма. Все трое были бородаты. У Фрола ухоженная бородка кудрявится мягкими кольцами, у Клима всклокоченная растительность топорщится мочалкой.
У Фрола ухоженная бородка кудрявится мягкими кольцами, у Клима всклокоченная растительность топорщится мочалкой. С подбородка Сидора крючком свисают три скудные волосины.
Я ждала, что Фрол, Клим и Сидор кинутся мне навстречу, назовут красной девицей, предложат свою защиту и станут набиваться в названые братья, но вместо этого мужики вытаращились на меня, как на привидение, и попятились.
— Поди ж ты, русалка! — в изумлении воскликнул Фрол.
— Ведьма! — в страхе просипел Клим, поднимая дубину.
— Упырь! — взвизгнул Сидор, прячась за их спины.
От такого теплого приема я резко затормозила и обиженно вскрикнула:
— Добры молодцы, вы чего?
— А ладная девка, — с восторгом протянул Фрол.
— Не смотри! — осадил его Клим и, поднявшись на цыпочки, закрыл товарищу глаза ладонью.
— Я в лесу заблудилась, — растерянно пробормотала я, — уж не чаяла дорогу найти. Брожу-брожу который час, тут — вы, я — к вам.
— Не слушайте ее, зачарует! — в панике пропищал Сидор.
— Изыди, ведьма! — Клим агрессивно выставил вперед дубину. — А то весь дух из тебя вышибем!
— Какая ж она ведьма? — визгливо возразил Сидор. — Вон весь рот кровью перемазан! Упыриха самая настоящая.
Я машинально коснулась ладонью губ — пальцы окрасились малиновым, и я неожиданно расхохоталась. Хорошо я малинку поела, раз меня теперь за вампира приняли! А мужики-то сами красавчики — все бороды в малине перепачканы, только на их растительности пятна не так заметны.
— Чур-чур-чур меня, ведьма! — тревожно заголосил Сидор, зажмурив глаза, втянув голову в плечи и по-козлиному тряся бородкой.
— Вы уж определитесь, — мирно посоветовала я, — ведьма или упыриха, а то показания разнятся.
— Ведьма она и есть — наглая, простоволосая, — презрительно процедил Клим.
— Чего ведьме в лесной чаще делать? Русалка это, как пить дать! — вмешался Фрол, уставший поглядывать на меня поверх ладони Клима, и решительно опустил руку товарища.
— Где ты здесь видишь реку или озеро, дурень? — не сдержался Сидор. — Упыриха это. Глаза-то разуй! Вишь, у нее одежа и руки в земле.
Я смущенно отряхнула сарафан. Как тут не изгваздаться в земле, когда столько времени по лесу кружила, да еще на земле сидеть пришлось, прячась от троицы в малиннике.
— А ногти-то, ногти, ты глянь, какие длинные, — тоном инквизитора продолжил Сидор. — Добрая девица скорее на собственной косе удушится, чем на людях с такими безобразными руками покажется.
Я стыдливо спрятала ладони за спину. Эти дикие люди ничего не понимают в современном маникюре! Впрочем, я и забыла, когда его делала в последний раз. Морская вода здорово укрепила ногти, и они выросли на загляденье длинными, а вот подпилить их было недосуг. На острове не до красы ногтей было. Кто бы мог подумать, что ногти меня здесь так подведут! Ведь кот мне даже словечка о них не сказал! Что простоволосая — побурчал да затих, а я и внимания не обратила. Зато теперь каждая деталь моей внешности оценивается с точки зрения принадлежности к нечисти — дикие, дикие времена!
— Вот! — торжествующе заверещал Сидор, ткнув в мою сторону острым пальцем.
— Видал — руки прячет! А под когтями-то у ней землица. Сырая. Из могилы она выбралась — не иначе!
Сидор умел убеждать, а его товарищи не блистали сообразительностью. Поэтому Фрол и Клим покрепче перехватили свои убийственные орудия — еще мгновение, еще словечко гнусного Сидора, и живой из сказочного леса я уже не выберусь. Бежать бесполезно — в физической силе и выносливости мужиков сомневаться не приходится. Оставался один-единственный способ убедить их в своей невиновности, и я поспешила им воспользоваться: рухнув на землю, прижала колени к груди, как Аленушка с картины Васнецова, и зарыдала во весь голос.
— Бедная я, несчастная сиротка, — выла я, размазывая по щекам слезы. — С малых лет меня все обидеть норовят, но чтобы так… Чтобы ведьмой назвать… Чтобы русалкой… Чтобы упы-ре-о-ом! Бедная моя матушка, хорошо, что она не дожила до этого дня! Бедная я, бедная, была бы жива матушка, ничего бы этого не случилось. Меня — упыре-о-ом! А губы красные… это ж я малину ела… а меня сразу в упы-ри-и-и-и!