— Дворовому псу отдавили хвост, а тот, ошалев, покусал жену кузнеца.
— Вот это дело! — одобрительно загудела кровожадная публика. — Дальше сказывай, чего купцы заморские привезли?
Глаза Агаши загорелись, и она затрещала:
— Ткани парчовые, златом и серебром тканные, ковры мягкие с птицами дивными и узорами чудными, чаши драгоценные из злата и серебра, бочки с винами хмельными, ящики со сластями невиданными и яблоками диковинными с кожицей мягкой, что бархат.
В руке Агаши появился персик.
В руке Агаши появился персик.
— А на вкус они сочные, мягкие, что мед!
Девочка поднесла персик ко рту и жадно вгрызлась в мякоть, так что сок брызнул.
— Ням-м-м! — блаженно промычала она. — Вкуснотища!
Селяне, исходя слюной, смотрели еще минуту, как Агаша кушала персик. После чего девочка подмигнула и задорно сказала:
— Будете в Златограде, спрашивайте заморские яблоки в лавке купца Скоробогатова, третий дом по левую сторону от городского базара.
Я удивленно моргнула: ничего себе, реклама в чистом виде! Не удивлюсь, если этот купец отвалил ушлой девчонке ящик персиков, чтобы она его товар всем нахваливала.
— Мама, хочу! — заголосила тем временем первая жертва рекламы, босоногая белокурая малышка.
— И я, и я! — вторили ей голоса детей.
— Складно сказывает девка, — крякнул дородный мужик в белой нарядной рубахе. — Кто у нас намедни в Златоград собирается? Ты, что ль, Панкрат? Привези моим пацанятам яблок заморских.
— И мне, и мне, и нам! — завопили дети и бабы.
— Тише вы! — прикрикнула на них суровая старуха в красном платке. — Дайте дальше поглядеть.
Зрители примолкли, и Агаша продолжила:
— Из других товаров интерес представляют зеркальца с перламутровыми ручками, пуговицы из перламутра, ракушечника, солнечного и лунного камня, ожерелья из застывших звезд. А вот туфли попортились в дороге, совсем измялись, так что носа теперь кверху торчат, как птичий клюв!
Я улыбнулась. Да уж, местным попробуй докажи, что загнутые носы на восточной обуви — самый шик-блеск и что так и задумано. Придется заморским купцам или по дешевке туфли распродавать, или везти их назад, поражаясь неразвитости вкуса лукоморцев.
— Также купцы привезли с собой мешки с разноцветной пудрой, — доложила Агаша, — красной и рыжей. Попробовала я одной щеки натереть и расчихалась — мочи нету! Заморские купцы увидели — и хохочут, и хохочут. Потом толмач ихний мне говорит, что это какое-то тили-тили, его не в щеки втирать, а есть надо. Я, доверчивая душа, попробовала на вкус и вся исплевалась. Горечь невиданная!
Я подавила смешок. Не тили-тили, а чили. Купцы перец привезли, а девочка, толком не разобравшись, сперва румяниться им вздумала, а потом в чистом виде слопала, вместо того чтобы щепоточку на котелок добавить.
— Ну ничего, — Агаша воинственно погрозила костлявым кулачком, — я им еще эту насмешку надо мной припомню!
— Спасибо, Агаша, — усмехнулась Забава и уже занесла руку, чтобы, видимо, «выключить» канал, как девочка подпрыгнула и вскрикнула:
— Стойте-стойте, я ведь самого главного не рассказала Зверей-то каких чудных привезли: коня крохотулечного, что наш горбунок, только с ушами, как у зайца. Поди, волшебный! А еще лошадь страшенную, о двух горбах.
— Брешешь! — выкрикнули со двора.
— Не верите — сами гляньте! — обиделась Агаша и исчезла с блюдца. Изображение перевернулось и отразило двор, на котором стояли привязанные ослик и верблюд.
Не успели селяне поохать от удивления, как в тарелке вновь появилась Агаша.
— Убедился, Фома неверующий! — Она показала язык.
— Но самое главное, — девочка выдержала эффектную паузу, нагнетая интригу, — жар-птица!
— Что за диво? — удивился дородный селянин.
— Диво, как хороша, — протараторила Агаша, — перышки жаром так и пышут, так и пышут. На голове — корона, а хвост — что ковер расписной.
— Поглядеть бы! — выкрикнули из толпы.
— А это сейчас, — засуетилась девочка. — Жар-птицу в отдельном сарае держат. А сторож-то наш, Тихон, так он втихаря от купцов народ поглазеть пускает.
Изображение в тарелке всколыхнулось, и некоторое время мы наблюдали подол сарафана Агаши. Видимо, тарелка все-таки совмещала в себе функции не только телевизора, но и видеокамеры.
— Что за обращение с волшебным блюдцем! — заворчала Забава. — Сколько раз говорила беречь как зеницу ока! Она за лето уже шесть штук расколотила, и это опять не бережет!
Наконец Агаша дошла до места. Блюдце, которое она по диагонали зажала под мышкой, передало изображение, и в большой тарелке Забавы крупным планом нарисовался сизый от пьянства нос сторожа. Мужик огляделся по сторонам, взял у девочки монетку и отпер засов. К Агаше подскочил мальчик чуть постарше ее самой с корзиной, накрытой платком, и попытался юркнуть внутрь.
— Не положено! — рявкнул сторож.
— Он со мной, — возразила Агаша.
— Тогда проходь! — Тихон посторонился, пропуская мальчика. Но, когда Агаша попробовала войти, вновь загородил дверь.
— А ты погодь! — хитро ухмыльнулся он. — Уплочено-то за одного.
— Дядька Тихон, — в голосе Агаши прорезался металл, — ты со мной не шути! А не то ославлю тебя на всю округу. Ты меня знаешь, за мной не заржавеет!