— Да кто вы такие? — выкрикнула я.
— Я-на, — промычал кот, путаясь у меня в ногах, — не хочу тебя пугать, но, кажется, это деревья-призраки.
— Брешешь, — побелев, выдохнул Кузьма. — Это все выдумки. Нет никаких призраков!
— Мы лю-уди! — провыл лес, качнув кроны окруживших нас деревьев.
Этот нечеловеческий вой ледяной клешней схватил сердце, и мне стало нечем дышать.
— Да что же это, — растерянно причитал Кузьма, беспомощно озираясь по сторонам. — Не может быть, быть того не может.
— Варфоломей, что все это значит? — взвизгнула я, отшатнувшись от гибкой ветви-плети, полоснувшей меня по лицу.
— Говорят, что души людей, погибших в лесу, не нашли упокоения и стали деревьями в заколдованном лесу, — тревожно промяукал кот. — И если кто из людей попадет в этот лес, то живым уже не уйдет — превратится в дерево. А душа одного из деревьев-призраков возродится, и он вновь станет человеком и сможет вернуться в свой дом.
Теперь уже деревья были совсем близко, тянули к нам ветви, стремились прижаться листьями, ощупать, опутать, не дать уйти. Пенек медленно кружил вокруг нас, казалось, только он один сдерживает натиск деревьев. Но стоит ему дать команду, как они тут же сомкнут смертельные объятия, раздавят, сломают, выжмут из нас жизнь до последней капли крови.
— Кузьма! — Я тряхнула осоловевшего мальчишку за плечи. — Мы им не сдадимся, слышишь!
В глазах паренька через край плескалось отчаяние: поняв, что преимущество в силе и числе на стороне деревьев он сразу сдался и теперь ждал неотвратимой гибели.
— Кузьма! — рявкнула я и саданула его кулаком по лицу.
Боль и кровь привели мальчишку в чувство. Он мигом подобрался и бросился на меня.
— Вот и хорошо, вот и молодец! — Я увернулась от его кулаков. — А теперь оглянись и быстро соображай, как нам спастись. У тебя случайно нет с собой топора?
— Зачем это?
— Дурень! Деревья боятся топора и пилы. Мы бы их тут сейчас в щепки покрошили.
— У меня только нож.
— Да, ножом ты только вырежешь: «Здесь был Кузя».
— Чего? — не понял Кузьма.
— Вытаскивай свой нож и постарайся срезать побольше веток, вонзай его в кору, вдруг их это остановит. Может, у них есть какое-то уязвимое место.
Кузя взмахнул острием, и на землю упало несколько веток. По ушам ударил пронзительный стон. Пенек, накручивающий круги вокруг нас, бросился к Кузьме и сбил с ног. Я кинулась Кузе на выручку и крикнула:
— Хватай пень с другой стороны!
Судя по всему, пень здесь — главный, а значит, захватив его в заложники, можно попробовать договориться с остальными.
Кузьма подхватил пень за корни со своей стороны, я — со своей. Пень верещал, брыкался, царапался, но нам все-таки удалось поднять его. Ох и тяжелый, зараза! Даром что трухлявый!
— Теперь что? — пропыхтел Кузьма, едва удерживая корявого пленника.
— Теперь бы размахнуться… как следует… да бросить его… в болото, — пропыхтела в ответ я.
Тут пенек умудрился подскочить вверх, в прыжке развернулся, ударил Кузьму корнями в грудь, а меня ткнул сучком-носом в шею, пробороздив кожу до крови. Разжав руки, мы с напарником разлетелись в разные стороны, и нас тут же накрыли ветви ближайших деревьев.
Ветки и листья ощупывали лицо и тело, спутывали волосы, пробирались под одежду, обдирали кожу, забивали нос и рот, не давая дышать. Это был конец. Перед глазами колыхались листья, в ушах шумел ветер, ноги врастали в землю. Я уже чувствовала, как высыхает кожа, превращаясь в кору, как зудят руки, и через кожу пробиваются почки-листья, по жилам бежит березовый сок, а пряди волос становятся пушистыми сережками. Но тут что-то тяжелое разбило мою коленку, и что-то мягкое и живое прижалось к ногам.
— Я-на, Я-на, очнись! — раздался оглушительный вопль. — Возьми это, действуй!
Слабой рукой я нащупала кожаный мешочек с какими-то железками внутри, больно поранившими колено. Дернула завязки — на ладонь выпали два странных кусочка металла и обрывок веревки, но разглядеть их толком я не успела — выронила из пальцев, сделавшихся деревянными.
— Я-на! — возопил кот. — Не спать! Пожар! Огонь!
Слово «пожар» подействовало на меня отрезвляюще. Откуда-то появились силы взбрыкнуть, разорвать паутину ветвей, опутавших меня коконом, схватить с земли непонятные железки и поднести их к глазам. Да это же огниво! Откуда оно взялось в глухом лесу? Но все вопросы после, сперва надо вырвать вторую руку, которую оплела цепкая осина, и попытаться добыть огонь… Длинный язык пламени на конце веревки-трута прожег сумрак ветвистого плена, лизнул листья и жадно набросился на ветви. Деревья, удерживающие меня, отдернули ветви, отпрянули в стороны, и я повалилась на землю, глухо кашляя. Но стоило труту погаснуть, как деревья вновь сомкнули кроны надо мной.
Но стоило труту погаснуть, как деревья вновь сомкнули кроны надо мной. Отломав у одного из них сухую ветвь, я снова чиркнула огнивом. Посыпались искры, я схватила загоревшуюся ветку и взмахнула ей, как факелом. Огонь обжигал пальцы, но спасительное пламя заставило моих противников отступить.
— Кузьма! — проорала я, поднимаясь с земли и размахивая горящей веткой. — Ты где?
Деревья за моей спиной настороженно шептались и качали ветвями, норовя погасить огонь.