— Значит, надо искать среди волшебников, — резюмировал Ив.
— Преимущественно — молодых да дерзких, — дополнил кот.
— А ведь в таком случае этот волшебник не знает, что Яга — это Василиса, — осенило меня. — Иначе он бы просто разоблачил ее как самозванку. Осталось определиться с кругом подозреваемых.
Варфоломей уселся на лавку, почесал за ухом и стал выдавать список возможных злоумышленников.
— Перво-наперво, Забава, кузнецкая дочь. Девка ладная, красивая, но гордая без меры. В женихи все царевича ждала, а уж какие к ней только добры молодцы не сватались! В чародействе сильна — еще Яга жива была, когда Забава к ней приходила. Хотела у нее секреты волшебства выведать, да только не вышло. Тогда Забава осерчала да предложила Бабе-яге силами померяться — мол, кто победит, тот и будет самой главной чародейкой в Лукоморье. Яга над ней только посмеялась да за дверь выставила. А Забава кулачком избушке грозила да кричала, что Яга еще о ней услышит и пожалеет о своих словах, да только поздно будет.
— Думаешь, она?
— Кто знает? — Кот в задумчивости наклонил голову. — Три года минуло, Забава могла наловчиться в чародействе и захотеть потягаться с Ягой.
— Судя по твоим словам, Забава бы скорей Бабу-ягу на честный бой вызвала, чем исподтишка слухи о ней стала распускать, — усомнилась я.
— За три года она могла и измениться! — упрямо возразил Варфоломей.
Я не стала спорить и на кусочке бересты, выданном мне котом, угольком вывела первое имя.
— Дальше, — призадумался кот, — а вот хотя бы и Степанида, крестьянская дочка. Бедовая девка! Нареченного ее в лесу медведь задрал. Это незадолго до свадебного пира случилось — Ефим отправился дичи добыть, да и сам сгинул. Степанида убивалась страсть как! К Яге пришла, слезами умываясь: помоги, бабушка, суженого оживить, дай водицы живой да мертвой.
— И что Яга? Или это была Василиса?
— Нет, то еще Яга была, — поведал кот и стукнул по лавке хвостом. — Не дала.
— Так, значит, есть вода — живая и мертвая? — загорелась я.
— Есть, да только не про всякую честь, — отрубил кот.
— И кто же такой чести удостаивается? — заинтересовалась я.
— Только тот, кого волшебное блюдечко в мире живых покажет. Значит, не должно было с ним ничего случиться, человек еще в мире живых нужен, тогда его можно вернуть.
— Ефима блюдечко не показало…
— Смекалистая! Жалко Яге было Стешку, но закон есть закон. Иначе могло бы непоправимое случиться, весь мирской порядок нарушился бы, люди безвинные пострадали… Яга утешала ее, как могла, но Стешка ничего слушать не желала. Верну его, говорит, и все, хоть всю жизнь придется средство искать — не отступлюсь! Баба-яга тогда только головой покачала: дар у Стеши был, да добрый, светлый. Она скотину лечила, людей исцеляла. Для того чтобы мертвого поднять, сила совсем другого рода нужна.
— И что эта Стеша сейчас делает? — настороженно поинтересовалась я.
— Ищет, как и обещала, — удрученно вздохнул кот. — Яга просила присматривать за ней, ну я и наведывался в деревню, поглядывал да кошечек расспрашивал. А когда хозяйки не стало, я по старой привычке Стешу из виду не выпускал. Ничего светлого в ней не осталось: сама высохла, лицом почернела, целительство ей больше не по силам, ныне она порчей промышляет.
— С нее вполне станется про Бабу-ягу гадости распускать, — заметила я, выводя угольком второе имя на бересте.
— Так-то оно так, да только уже четыре года минуло. Что же она раньше молчала? — разумно возразил кот.
Я отложила уголек в сторону.
— Кто там у тебя еще?
— Любава, дочь плотника. Затейница по приворотной магии.
Я хмыкнула.
— Привороты? Ну ей-то уж слава Яги на что сдалась?
— Не скажи, — возразил кот. — Каждая лягушка желает стать главной в своем болоте. А Любава по своей части очень сильна и столь же непредсказуема. Никогда не знаешь, возьмется она за дело или откажет. Но уж если возьмется, то ни перед чем не остановится, чтобы пару соединить.
Уж не об этой ли Любаве-чаровнице говорил мой знакомый Фрол?
— Мне кажется, это несерьезно. — Я покачала головой. — Только время на эту сводницу потеряем. Да и что ей с Бабой-ягой делить? Старушка ей не конкурент, Яга же приворотами не промышляет?
— Никогда! — заверил кот. — Яга в сердечные дела не вмешивается.
— Вот видишь!
— А если я скажу, что Любава мечтает Чернослава заполучить, а тот только о Василисе думает? — сощурился кот.
— Намекаешь, что Любава узнала, что Василиса — это Баба-яга? — удивилась я. — И все равно не понимаю, какой ей смысл чернить имя Яги и отрезать Василисе путь к возвращению? Ей куда выгоднее, чтобы Василиса всю жизнь провела в лесной избушке, притворяясь древней старухой.
— Если сейчас очернить имя Яги, а потом откроется, что ею была Василиса, Чернослав отвернется от невесты, — прозорливо заметил кот. — И тут Любавина душенька довольна: соперница опозорена, можно брать Чернослава в оборот.
— Это лишь твои предположения, — сомневалась я, — которым грош цена, если Любава не знает, что Василиса и Яга — одно лицо. И потом, куда проще разболтать всему свету, что Василиса была Бабой-ягой и жила в лесной избушке, этого уже достаточно, чтобы скомпрометировать незамужнюю девицу.