— И что делать будем? — спросила я, заплетая косу.
— А что мы можем поделать? — Кот стукнул хвостом по лавке и спрыгнул вниз. — Была бы у тебя голова на плечах, домовой тебе бы самоцвет передал. Глядишь, и ворожба бы к тебе вернулась, и ты бы продолжила дело Агафьи, помогла людям.
— А у меня что же, горшок на плечах? — с вызовом спросила я.
— Горшок не горшок, — прищурился он, — а толку от твоей ворожбы другим мало. Отобрать у Забавы источник и отдать тебе — все равно что шило на мыло поменять.
Первая попавшаяся под руку тряпка полетела в кота, но тот успел отпрыгнуть в сторону.
— Ага, правда глаза колет! — мяукнул он. — Давай, бей бедного беззащитного котика! К тому же голодного и полностью обессилевшего.
— Когда ж ты успел обессилеть-то? — усмехнулась я, сдувая со лба упавшую светлую прядку. — Пока всех сельских кошек навещал?
— Я, между прочим, производил опрос кошачьего населения, — с достоинством парировал Варфоломей.
— Лучше бы ты домового для начала опросил!
— Так он мне и показался, — фыркнул кот. — Не всякому такая честь выпадает.
— Значит, все-таки честь? — уточнила я.
— А то сама не знаешь! Уважила его, блюдечко с молоком поставила — вот он и явился.
— Вообще-то это я для тебя поставила, — смущенно призналась я.
Варфоломей красноречиво посмотрел на меня и встопорщил усы.
— Беру свои слова обратно. Думал, в кои-то веки ты разумность проявила. А оказывается, то дело везения.
— Ты мне про домовых ничего не рассказывал! — возмущенно возразила я. — Откуда мне было знать? И вообще Что-то я в избушке Яги домового не заметила!
— Быка-то я и не заметил, — проворчал Варфоломей.
— Так он что, есть? — поразилась я.
— Бык? — насмешливо прищурился он.
— Домовой!
— И есть и нет, — уклончиво ответил несносный кот.
— Варфик! — взмолилась я.
— Ну ладно, ладно, — смилостивился он, — рассказываю. Давным-давно, когда Яга жила еще в обычной избе, был у нее домовой. Да такой, что еще многих предков Яги помнил, которые издавна в той избе жили. Случилось так, что прежняя изба сгорела, Яга наняла работников новую строить. А как построила, пришла на место пожарища и давай домового в новый дом звать. А тот возьми и заартачься, мол, стар я стал, никуда не хочу, останусь здесь помирать. Яге очень не хотелось с домовым расставаться — как-никак, много поколений семьи с ним бок о бок прожили. Думала она всю ночь и весь день, а на следующее утро пришла да и предложила ему такое, от чего тот мигом умирать раздумал и с ней пошел.
— И где же он есть? — удивилась я. — В подполе где сидит?
Кот пригладил лапкой манишку, распушил усы, сверкнул глазами.
— Только не говори, что ты — это он! — Я ахнула от внезапной догадки.
Варфоломей прошелся из угла в угол, нагнетая интригу, и наконец молвил:
— Я — это не он, я — только его часть.
— В смысле? — потрясенно спросила я.
— Домовой пожаловался Яге, что тело его вконец одряхлело, а душа устала быть привязанной к дому, рассказал о своей мечте повидать мир, и Яга нашла решение, которое его устроило. Она взяла душу домового и разделила ее на две части. Одну часть вселила в саму избушку, чтобы всегда в доме была.
— Ничего себе! — выпалила я. — А вторую?
— Тебе сказать или сама догадаешься? — Глаза кота насмешливо вспыхнули.
— Неужели вторая вселилась в тебя? — Я подпрыгнула на месте.
— Вторая — это и есть я, — поправил он. — Избушке досталась та часть души, которая радела за благополучие и достаток в доме. В кошачье тело вселилась та, которая рвалась на свободу и мечтала посмотреть мир.
— Погоди, — я тряхнула головой, — но если избушка ожила за счет половины души домового, почему она ведет себя…
— Как женщина? — продолжил за меня кот. — Очень просто. В каждой душе есть бабье и мужицкое начало. Бабье досталось избушке, мужицкое — мне.
— Теперь понятно, почему избушка такая заботливая, а ты такой гулящий, — заметила я. — А кошачье?
— А от кошачьего никуда не деться. — Варфоломей выгнул спину. — Яга ведь не вынула душу из кота, она лишь подселила к ней душу домового. Так что я наполовину кот, наполовину домовой.
— Ничего себе! — вырвалось у меня. — А ты не жалеешь, что так все получилось?
Варфоломей стукнул хвостом, распушился, как шар, и мяукнул:
— Я самый необычный домовой на свете. У меня есть дом, и в то же время я могу уходить от него довольно далеко и повидать мир. Другой судьбы я себе и не желаю.
— А как же Клепа? — вдруг удивилась я. — Почему он не показался тебе, разве он не чует в тебе своего?
— Хм-мрр, — проурчал Варфоломей. — Вдали от дома я в большей степени становлюсь котом, нежели домовым. Да и другим домовым и в голову прийти не может, чтобы в кошачьем теле жила душа домового. И мне раскрывать себя нет нужды.
— Но ведь ты мог бы расспросить местных домовых и узнать немало интересного, — возразила я.
— Зачем? — Варфоломей задрал хвост трубой. — Когда у меня есть кошки. О происходящем в доме кошки осведомлены не меньше самого домового и поведают об этом с большой охотой. Тогда как из домового обычно сведения о хозяевах не вытащишь — тайна семьи, понимаешь ли! Да что там, сам такой, — вполне с человеческой мимикой ухмыльнулся кот. — К тому же от кошек куда больше проку.