— Обойдусь, — отрубил Ив.
— Тогда счастливого пути! — оскалилась я.
Ив бросил на меня короткий порывистый взгляд, от которого внутри у меня все сжалось. Так он уже смотрел на меня однажды, когда я была парализована заклинанием недвижимости, а Ив думал, что перед ним моя сестра Селена. Он смотрел на меня, как на чужую, и для него это тоже было невыносимо. Он быстро отвернулся и зашагал к лесу.
— Скатертью дорожка, — от души напутствовал кот.
Мы молча смотрели вслед рыцарю, пока деревья не сомкнулись стеной, спрятав его от нас. Даже избушка замерла и, казалось, вытянулась на цыпочках, чтобы как можно дольше не терять Ива из виду.
— Ты так и не ответил, откуда у Яги мужская одежда, — очнулась я.
— Сама пряла, сама шила, — с гордостью поведал кот. — Ох и рукодельница была!
— А Василиса что же? — усмехнулась я. — Отлынивает?
— Баба-яга столько одежи наготовила, что еще на три поколения богатырей хватит, — похвастался Варфоломей.
— Да зачем ей это? — поразилась я.
— Ты и правда глупая или притворяешься? — мяукнул кот и, не дождавшись моего ответа, сам сделал неутешительный вывод о моем умственном развитии и пояснил: — Гости-то у ней были!
— Ну были, — все недоумевала я, — и что с того?
— С дороги-то они уставшие приходили, есть-пить просили!
— Что у Бабы-яги в избе бесплатная столовая для царевичей и Иванов-дураков была, это я в курсе, — кивнула я. — Но чтобы у нее еще и ателье было, что-то не припоминаю!
— А про баньку ты помнишь? Или тебе память начисто отбило?
— Помню, как же, она у вас гулящая, — радостно сообщила я. — Ага, есть еще и вторая мини-избушка, со своим пошивочным цехом? Что ж ты раньше-то молчал! А ну зови ее сюда, будем мне гардероб составлять!
Кот в раздражении закатил глаза.
— В баньке гости парились, а потом в избе спать укладывались. Помнишь?
— Помню, и что?
— А то, — рявкнул кот, — что если одежа у них справная была, то Баба-яга ее стирала да на печке сушила, пока гость спал.
— Это еще зачем?
— А что же он, по-твоему, после бани снова в пыль дорожную одеваться должен? — Кот в возмущении выпучил глаза.
— Это еще зачем?
— А что же он, по-твоему, после бани снова в пыль дорожную одеваться должен? — Кот в возмущении выпучил глаза.
— А нечего было пылиться, — не сдавалась я.
Варфоломей безнадежно махнул лапой.
— А шила-то она для кого? — спохватилась я.
— Для того, — пробурчал кот. — У иных путников одежа так в дороге истрепывалась, что в лохмотья рассыпалась. Не провожать же молодца нагишом? Вот Яга и заготовила рубах да штанов разных размеров, чтобы любому подошли.
— Добрая душа, — умилилась я и возмущенно потрясла кулаком. — Бабулька, а потом и Василиса, для них и стол, и баньку, и ночлег, и рубаху, а они на Ягу напраслину возводят, злодейкой выставляют!
— Вот с этим мы и будем разбираться, — озадаченно нахмурился кот. — Пошли в дом! Скоро Илья явится, надо успеть ему отвар сготовить. А там, если время останется, прогуляешься до чародеек да разведаешь, авось и найдешь ту, кто к этой напасти отношение имеет.
Я всплеснула руками:
— Илья! Отвар! Да как готовить, если я не умею?
— Подскажу уж тебе, неумеха, — смилостивился кот, подталкивая меня к сеням. — Пошли.
Царевна
Тем временем в царском тереме
Василиса стояла у окна своей горницы в царском тереме и кусала губы. Привычка дергать косу уже не успокаивала, коса расплелась наполовину, а девушка никак не могла взять себя в руки. Только с тревогой всматривалась вдаль: вот-вот взметнется пыль дорожная, вот-вот покажется на горизонте черная точка — всадник на темном коне.
Сердце заныло от неминуемой беды, губы кольнуло болью, и Василиса слизнула кровавую капельку. Прав был Варфоломей, тысячу раз прав, когда просил ее не покидать избушки. И ведь чего только ни делал, проказник, чтобы удержать ее! Василиса невольно улыбнулась, вспомнив кота, но тут же нахмурилась, осознавая свою вину перед ним. Как же легкомысленно, неосмотрительно, необдуманно, недопустимо она поступила. Нет ей оправдания. Стыдно перед Варфоломеем. А еще больше — перед Бабой-ягой, которую она так подвела своим уходом.
Яга снилась ей ночью: явилась к ней в горницу, постояла у изголовья кровати, молча и пристально глядя в глаза. Василиса бросилась к ней, умоляла простить за глупость, помочь дело исправить, но Яга растворилась в воздухе, словно и не было ее. Василиса проснулась от нервной дрожи и не сомкнула глаз до самой зари, казалось, из темноты горницы на нее по-прежнему мудро и укоризненно смотрит умершая Баба-яга.
Скрипнула половица — в горницу вошла верная прислужница Дуняша.
— Царевна Василиса! — Голос девушки звенел от восторга. — Погляди, какой славный кокошник царица передала.
Василиса даже не обернулась.
— Так и переливается каменьями самоцветными, так и пышет, — не сдавалась Дуняша, нахваливая кокошник. — Красота ненаглядная! Ой, косонька-то совсем растрепалась!
Василиса молча снесла, как Дуняша быстро да умело сплела разворошенные в волнении пряди, приговаривая, как хороша царевна, как онемеет от такой красоты жених, какой славный пир закатит царь-батюшка. Василиса стояла, не шелохнувшись, к словам служанки оставалась глухой.