— Без тебя знаю, — огрызнулся бизнесмен.
— И предложила она этой дамочке белье купить. Для себя брала, но вот что-то не в кайф. Запустила ее в комнату шестнадцать двадцать, для примерочки, и — дверь на ключ! Позвонила опять же мне. Говорит — приезжай, а то тут дверь ходуном ходит, того гляди, с петель сорвется. Я примчался. Интересно же! Ребят с собой взял. Прибыли на шестнадцатый, вошли — дверь не шелохнется. Отперли — а там, Николай Юрьевич, а там? Как бы вы думали?
— Перестань ты выделываться, Елисеев.
— Вот именно — а там пусто! Юленька следом за нами вбежала — где шкатулка? Нет шкатулки! Я ребятам — руки вверх, говорю, и сам тоже поднял. Смотри, Юлька, говорю! Смотри, пока мы здесь! Сзади, спереди, хоть в жопе! Шкатулку-то так просто не спрячешь, она хоть невысокая, но широкая.
Юлька нас ощупала — нет, говорит, ваша совесть чиста, давайте искать! Мы всюду заглянули, стали стенки простукивать. Ведь должен же быть ход! Николай Юрьевич, теперь-то уж что скрывать? Скажите прямо — это ведь в полу был люк, да?
— В башке у тебя люк! — озлился бизнесмен. — Канализационный!
— А вот это вы напрасно. И дуру эту за шкатулкой присылать вам не следовало.
— Я прислал эту дуру за шкатулкой? — судя по голосу, Николай Юрьевич ушам своим не поверил.
— А кто же еще знал, что у вас в комнатке шестнадцать-двадцать потайной ход? Юленька не знала, я — не знал, покойник Дерипаско — и тот не знал! С ремонтной бригадой вы лично разбирались, из своего кармана за что-то приплачивали. Ну, так что же это такое было? Ведь люк, правда? Скажите лучше по-хорошему, Николай Юрьевич. Ну, что еще?
— Порядок, Шура, — Сережа узнал голос незнакомого подрывника. — Давай собираться понемногу. Ребята уже взяли что надо.
— Главного не взяли, — возразил Елисеев. — Николай Юрьевич, это не шутки — вы через четверть часа в космос взлетите, прямо на орбитальную, вместе со стулом. Где шкатулка? Я же знаю, что она здесь! Вовчик, глянь-ка, что там за стук.
— Нет здесь никакой шкатулки! — прямо-таки взвыл бизнесмен.
— Есть, Николай Юрьевич, — Елисеев был упрям. — Ну, подумайте сами. Если вы нам ее не отдадите — летать вам под облаками. А если отдадите — и мы на ней поднимемся, и вы — с нами вместе. Вы же — наш кормилец-поилец все-таки.
— Как вы собираетесь подняться при помощи этой траханной шкатулки? — спросил Николай Юрьевич.
— Ну, Дерипаско же собирался! А он голый вассер не варит! Знал, значит, ее цену.
Когда снова раздались выстрелы, Сережа уже не удивился. Он удивился бы, если б Николай Юрьевич признался наконец, где это загадочное сокровище.
— Шурка, черножопые! — крикнул Вовчик.
Елисеев выразился в том смысле, что имел он очередных гостей противоестественным способом в особо извращенной форме.
— Да отвяжите же вы меня! — потребовал Николай Юрьевич. — Елисеев! Если меня убьют — вы вообще ничего не узнаете!
— Это что за дверь? — спросил Елисеев. — Вот туда вас… Вовчик — туда его со стулом вместе!
Сереже вовсе не улыбалось, чтобы вооруженная рэкетня застукала его тут со шкатулкой вместе. Вовчик распахнул дверь и поволок стул вместе с привязанным бизнесменом. Из противоположной двери, очень вовремя распахнувшейся, ударил веер пуль.
Одновременно Сережа прикоснулся к мощной лапе Вовчика штырьками электрошока и нажал на спуск. Гигант повалился, увлекая за собой стул.
«Ну вот, еще и коллегу спас» — подумал Сережа. Действительно, за те полчасика, что Вовчик будет валяться в беспамятстве, еще многое может случиться. Очередные нападающие примут его за честный труп. А когда он оклемается — авось и опасность минует.
Кто-то прокричал что-то, но на таком хрипло-стремительном языке, что Сережа не смог бы повторить даже два слога. Ответили примерно так же. Еще две автоматные очереди перекрестили пол. А потом вошли трое — действительно смуглые до черноты. Один сказал другому нечто невнятное, а затем обратился к подошвам Николая Юрьевича, который вместе со стулом барахтался на полу:
— Коробка давай, да?!
Тут они увидели Сережу.
Один сказал другому нечто невнятное, а затем обратился к подошвам Николая Юрьевича, который вместе со стулом барахтался на полу:
— Коробка давай, да?!
Тут они увидели Сережу.
Атлет стоял, как бы по колено в трупах, выставив вперед совершенно бесполезный сейчас электрошок.
Возможно, ему удалось бы вступить в мирные переговоры с воинственными абреками, но Елисеев, рухнувший одновременно с Вовчиком, как оказалось, был жив и готов к бою. Он дважды выстрелил — и одна пуля повалила первого абрека, а вторая достала второго.
Сережа окаменел — вот сейчас и на его долю найдется кусочек свинца, олова или еще какого неблагородного металла… девять граммов в сердце… и хорошо, если сразу — в сердце…
Аметистовый блин на его груди шевельнулся, словно волоски, столь ценимые в мужчинах сексуально настроенными женщинами, вдруг встали дыбом и приподняли его. А затем на месте блина почему-то сделалось жарко.
— Ва-а! — заорал уцелевший абрек и выстрелил в упор.
Пуля должна была войти Сереже аккурат в середину груди. Однако ударилась о что-то звонкое и отлетела, рикошетом повредив третьего абрека с автоматом, не вовремя заглянувшего на этот вопль в комнату. Что-то снизу подтолкнуло Сережу в античный подбородок.