Сережа всю свою сознательную жизнь был атеистом. Даже Майке не удалось поколебать его, а она через что только не прошла — и через теософию, и через реинкарнации, и через буддизм. Последний оставил в семейном обиходе выражение: «Свалился, как лотос на голову». К Сашиному выбору Сережа отнесся атеистически — лучше зарплата священника, чем вовсе никакой. Но, к огромному изумлению бывших коллег, Саша уверовал истинно и даже несколько безумно.
Выразилось это прежде всего в том, что бывший инженер-энергетик очень похорошел собой. Когда он ходил бритый и в очках, институтские дамы и девы его в упор не видели. А когда отрастил длинные локоны, и усы, и бородку, когда сменил жуткие очки на контактные линзы, то оказалось, что у него прекрасные черные бархатные глаза и лик совершенно ангельский.
Сережа не раз бывал в гостях у отца Амвросия, не раз лакомился грибным супом в крошечной, заставленной старой мебелью комнатке священничьего дома возле зеленой деревянной церковки на окраине. Хозяин потчевал его всевозможными историями о чудесах, случившихся не в ранние века христианства, а буквально на днях. Если бы Сережа прочитал про мироточивую икону в газете, то, как всякий технарь, заподозрил бы микроскопические дырочки в углах глаз и резервуарчики с маслом по ту сторону образа. Но отец Амвросий возбужденно рассказывал ему, как сам, приехав к монахиням в пустынь, видел тот дивный образ и нюхал миро, рассказывал с подробностями, так что Сережа уверовал не столько в Бога, это ему и в голову не приходило, но в те конкретные чудеса, к которым имел отношение отец Амвросий.
Образовалось, стало быть, в голове слово «крест» — и сразу стало ясно, что идти следовало не к ведьме по объявлению, а к профессионалу по части мистических недоразумений.
На следующий же день Сережа отправился к отцу Амвросию.
Зеленая церковка Рождества Богородицы стояла на окраине, окруженная деревянными домишками, возможно, еще дореволюционной постройки.
Образовалось, стало быть, в голове слово «крест» — и сразу стало ясно, что идти следовало не к ведьме по объявлению, а к профессионалу по части мистических недоразумений.
На следующий же день Сережа отправился к отцу Амвросию.
Зеленая церковка Рождества Богородицы стояла на окраине, окруженная деревянными домишками, возможно, еще дореволюционной постройки. Жило в них немалое количество бабок, сразу и навеки полюбивших нового священника, Круглогодичный грибной суп объяснялся именно этой любовью.
Сережа вошел в церковный двор, как всегда, испытав некоторое смущение. Он и понимал, что надо бы в таком месте перекреститься на наддверный образ, и стеснялся, все еще считая себя праведным атеистом. Дом священника стоял за церковью, дверь, как всегда, была не заперта, и в нем обнаружились лишь две бабки в пестрых платочках, которые, сидя за обеденным столом, зачем-то прилежно переписывали церковный календарь.
— Добрый день, — сказал Сережа. — Я к отцу Амвросию.
— Батюшка отошел, — пропела та старушенция, что сидела как раз напротив дверей.
— Как это — отошел? — Сережа ошалел. Помирать отцу Амвросию было вроде бы рано.
— Сошел со двора, — объяснила вторая старушка.
— Далеко сошел? — подлаживаясь под их речь, спросил Сережа.
— А неподалеку он! — сообщила бабка. — Вы по делу? Требу отслужить?
— Что — треба?
Сереже показалось, что старушка перешла на украиньску мову.
— Ну, помер кто у вас? Отпеть, выходит, нужно? Панихидку отслужить? Я запишу и деньги приму.
— Нет!… — поперхнувшись, выдавил Сережа. — Я не по делу!
И поразился тому, что его мужественная физиономия, физиономия киногероя, навеяла старушкам почему-то похоронные мысли.
— А зачем же?
— Повидать батюшку. Мы учились вместе… одноклассники…
Старушки переглянулись.
— Я провожу вас, — та, что предлагала панихиду, выбралась из-за стола. — Батюшка тут неподалечку. Вы мужчина основательный, ему поможете…
Сережа представил, как его вводят в мрачный и сырой склеп (змеи расползаются из-под ног, сова светит глазищами в дальнем углу и все тому подобное) и становят к боку свинцового гроба, который нужно тащить за узорную ручку, и тащить далеко…
Привели же его не в склеп, разумеется, а к распахнутым дверям большого соседского сарая.
— Батюшка, вы здесь? — позвала старушка.
— Здесь! — отозвался из глубины отец Амвросий.
— Ищут вас!
— Это я, батюшка! — подал голос Сережа. Покосился на заупокойную старушку и добавил: — Раб Божий Сергей!
— Серега! — отец Амвросий явно обрадовался. — Полезай сюда! Я ее, эту дуру, зацепил, а вытащить не могу!
Сережа поставил на землю спортивную сумку и шагнул в сарайный пыльный полумрак. Бабка осталась стеречь.
Отец Амвросий ковырялся в дальнем углу за какой-то дикой баррикадой из старой мебели, и невозможно было понять — как он туда проник? Сережа протиснулся между дощатой стеной и старым диваном.
Теперь он оказался совсем близко к отцу Амвросию, но их разделяла пружинная сетка кровати.
— Вот же она, — тыча пальцем во мрак, заявил отец Амвросий. Его прекрасные кудри были в клочьях паутины.
— Кто — она?
— Купель! — возвышенно ответствовал батюшка и сразу же перешел на практический стиль: — Ты, Серега, просунь руку, я приподниму этот ящик, а ты постарайся его удержать. Тогда я ее дерну и вытащу!