— Но ей-то это ни к чему! — воскликнула Майка. — Она до такой степени его видеть не желала, что скорее бы в окно выпрыгнула!…
— Блин-н-н… — протянул алкоголик. И, не успели Сережа с Майкой квакнуть, как на столе оказалась не только початая бутылка коньяка, но и три маленьких стакашка к ней. Три непритязательных хрустальных стакашка, прекрасной работы, вот только помыть бы их не мешало…
— Я приехал всего час назад, — объяснил алкоголик, — и сразу же вы позвонили. Я ничего не успел!… Вот все, что у меня есть!
И сделал жест — но что за жест! Как если бы он собирался взлететь — но крылья надломились. Когда тощие и неимоверно длинные руки проделывают такие жесты, достойные если не балерины, то гомосексуалиста, порядочному атлету хочется встать и уйти.
Но уходить, не выяснив вообще ничего, Сережа с Майкой не могли.
Сережа посмотрел на Майку, как бы желая ей передать взглядом информацию: человек, которому этой ночью промыли желудок, должен был бы съесть что-нибудь вроде овсяной каши, а не начинать с коньяка.
Майка тоже была озадачена.
Вся бойкость ее характера вмиг куда-то подевалась.
Возможно, среди всех алкоголиков, виденных ею, этот был самый профессиональный.
— Стой! — воскликнула вдруг она. — А если это — та бутылка, куда они подсыпали снотворное?
— Они подсыпали прямо в стаканы, в больнице сказали, — возразил Наследник, но на бутылку уставился с недоверием. Затем он стремительно встал, так покачнувшись, что Сережа выбросил вперед руки — ловить его, и, обретая равновесие, мотнул всем телом самым непотребным образом.
И исчез в спальне.
— Он сам ничего не понимает, — буркнул Сережа. — Сматываемся.
Майка прислушалась.
— Он там пьет! — громко прошептала она.
— Булькает? — спросил Сережа.
— Точно — пьет! Он же видит, что мы не хотим. И пьет, гад, в одиночку!
Тут хозяин ограбленной квартиры появился из спальни с двумя бутылками в руках. Одна была еще запечатанная, но в другой просматривалось около двух третей напитка.
— Главного они, между прочим, не нашли! — вдруг радостно сообщил он.
— Неприкосновенного запаса? — осведомился Сережа, имея в виду коньяк.
— Неприкосновенного запаса! — весело подтвердил Наследник.
— Так выпьем же за мудрого дедушку, который таки знал, куда нужно прятать самые ценные вещи!
Сережа и Майка переглянулись.
Возможно, в спальне был настоящий тайник, который Сережа по неопытности просмотрел. Да и где сказано, что атлеты должны грамотно простукивать стены?
Наследник, которого алкоголь вывел из тоски по украденному имуществу, расплескал надежный коньяк по стакашкам, а подозрительный, изучив бутылку на свет и тяжко вздохнув, вылил с горшок с помирающим кактусом.
— Пусть вздремнет! Ну — вздрогнем?
Оборудовать тайник в старом доме несложно — это понимали даже тренер по культуризму и владелица салона красоты. Очень может быть, что в спальне имелся не только тайник, но еще и какой-нибудь запасной выход. И потому, в надежде на сведения, Сережа и Майка взялись за стакашки.
Наследник, естественно, вздрогнул первым. Пока он стоял, запрокинув голову, и мысленно сопровождал глоток по стенкам пищевода в желудок, причем скорчил при этом совершенно китайскую рожу, Майка отхлебнула чуточку и поставила посудинку на стол. Ей как женщине это было простительно.
В своей компании Сережа не пил — все давно к этому привыкли и не возмущались. В чужих компаниях — находил выходы из положений. Ближайшим выходом оказалась пустая бутылка из-под сомнительного коньяка, стоящая на полу у его левой ноги. Сережа, как бы не замечая, что творит его левая рука, постарался перелить туда напиток.
— Так, значит, вы не видели, как Данка вышла из спальни? — снова начала безнадежный допрос Майка.
— А разве она вышла из спальни?
Наследник присел на край журнального столика, опасно покачнулся и задумался.
— Позвольте, что же было в спальне? О-о! А в спальне у нас было вот что…
Едва не рухнув, он вскочил и стал шарить по книжной полке.
Сережа тут же решил, что если на свет появится еще одна бутылка, он примет физические меры. Но Наследник достал всего-навсего альбом.
Это был странный альбом — ни одного человеческого лица не было на снимках, а сплошь многократно увеличенные камни, отшлифованные на разные лады.
— Вот, вот они… — Наследник нашел фото, на котором была внутренность шкатулки, поделенной на маленькие квадратные отсеки, и в каждом на темном фоне выделялся камень. По снимку трудно было определить масштаб и установить подлинную величину камней, а количество Сережа определил сразу — двенадцать штук.
— Вот что там было — и пропало! Клянусь дедом — за ними-то и приходили!
— А что это такое? — спросила Майка.
— Вы когда-нибудь слышали про моего деда? — вопросом же ответил Наследник. — Сейчас я вам покажу его!
Портрет деда оказался холстом площадью в квадратный метр, только не квадратным, а вертикально вытянутым. И именно холстом — антикварную раму грабители утащили. Почему они побрезговали дедом до такой степени, что потратили время на вырезание холста, Сережа понял сразу.
Портрет изображал матерого ветерана с таким количеством орденов, что поневоле вспомнился огромный портрет генсека Брежнева, который висел на торцовой стене институтского здания в годы Сережиной учебы. Портрет служил общим развлечением — всякий раз, как генсек сам себе давал очередной орден, неведомый художник удлинял его левое плечо — иначе награда не помещалась. Анатомический монстр в один прекрасный день сгинул, а воспоминание всплыло при взгляде на орденоносного деда.
Анатомический монстр в один прекрасный день сгинул, а воспоминание всплыло при взгляде на орденоносного деда. Художнику, уместившему весь иконостас, тоже, видать, пришлось тяжко.
Махровый реализм выдавал и время создания портрета — пятидесятые годы.