Очень уж не любил Сережа, когда его уличали в некомпетентности. Даже когда дело касалось огранки мистических камней в пятнадцатом веке.
— Валька про камни столько книг собрал — загребись! — Маркиз-Убоище, чтобы увеличить эффект, помотал породистой головой. — А потом стал раскапывать всякие загадочные случаи, связанные с камнями.
— А потом стал раскапывать всякие загадочные случаи, связанные с камнями. Вот, скажем, в сказках люди выходят из камней и возвращаются обратно…
— Он что, сказки читал? — вот уж это в Сережином представлении вовсе не вязалось с возрастом и лысиной Наследника.
— Сказка ложь, да в ней — намек! Кто сказал? То-то! — загадочно выразился Маркиз-Убоище. — Или, скажем, история Даниэля Монбара. Это уже семнадцатый век.
Тут филармонический артист подался вперед, цапнул стакан и, отбивая им по столу ритм, негромко, но устрашающе запел:
— Надоело говорить и спорить, и любить усталые глаза! В Флибустьерском дальнем синем море бригантина подымает паруса!…
Остатки чифиря вылетели из стакана и угодили Сереже в лицо. Он стал медленно подниматься со стула, всем видом показывая готовность выкинуть вокалиста за дверь. Но на Маркиза-Убоище снизошел флибустьерский дух.
— Капитан, обветренный, как скалы, вышел в море, не дождавшись дня! — грянул он, все больше входя в образ. — На прощанье подымай бокалы золотого крепкого вина!
Тут великое сомнение охватило Сережу. Он пальцем снял со щеки каплю жидкости, понюхал и лизнул.
Каким-то непостижимым образом Маркиз-Убоище исхитрился незаметно добыть из воздуха коньяк и плеснуть его себе в стакан. Вот это уже была настоящая мистика.
Песня продолжалась, а Сережа стоял в задумчивости. Ему уже было ясно, что толку он от артиста не добьется. И о том, где проклятый алкоголик подцепил на свою голову грабителей, не узнает никогда. Во всяком случае, этой ночью.
Маркиз-Убоище старательно и с эффектами допел песню до конца. Очевидно, он ждал аплодисментов, но Сережа безмолвно глядел на него, хмуря густые брови.
— Так вот, тайна исчезновения Даниэля Монбара, — совершенно будничным голосом сказал тогда артист. — Прозванного Истребителем за то, что истреблял испанцев. У него у единственного экипаж судна составляли индейцы.
— Истребитель — это уже авиация, — заметил Сережа и с ужасом вспомнил, что однажды он сказал такие слова.
— Он был почище авиации! — Маркиз-Убоище рассмеялся, показывая подозрительно ровные и белоснежные зубы. — Самый удачливый из флибустьеров, понимаешь? Он не брал добычи — все кидал за борт. И удача погубила его — к нему все стали набиваться в компаньоны. Самые крутые! Но ему ни с кем не надо было объединяться. Это была его ошибка… Вместе с одним… тьфу, склероз проклятый… ну, как же эту сволочь звали?…
— Неважно, — проворчал Сережа.
— Они обнаружили большой испанский корабль. С правого борта они обстреляли его, а с левого индейцы Монбара подошли на каноэ и захватили испанца! Все были уверены, что на борту золото и серебро. А там оказались бумага и железо! Та сволочь заявила, что делиться с Монбаром не намерена — мол, по его вине погнались за проклятым испанцем. Монбар поднялся на борт, присмотрел, чтобы всех пленников казнили, и в каюте одного пассажира нашел что-то такое, что велел перенести к себе на судно. Потом они вернулись на Тортугу, потом опять пошли вместе за добычей. Им не нужно было брать то железо, понимаешь? Удача их покинула.
— Понимаю, понимаю, — согласился Сережа.
— Они застряли в Гондурасском заливе, ждали добычи, а добычи не было! Продовольствие кончалось. Корабль Монбара в конце концов сел на мель. Другие капитаны обвиняли его в неудаче.
Бунт начался как бы снизу, но это как-то подозрительно… Индейцы Монбара продержались недолго, флибустьеры ворвались на палубу его корабля — но Монбар не вышел на палубу подраться в последний раз. Может, он даже и усмирил бы их — он был огромный, вроде тебя, и его уважали хотя бы за это. Но он пропал, сгинул! Индейцы полегли, и тогда флибустьеры взломали дверь его каюты. Монбара там не было. А на столе стояло знаешь что?
— Не знаю, — честно отвечал Сережа.
— Пустая деревянная шкатулка! Раскрытая шкатулка, а в ней — двенадцать камушков. Один флибустьер прибрал шкатулку к рукам и потом продал на Тортуге за гроши. Вот так и пропал Даниэль Монбар, мир праху его… Как ты думаешь, куда он девался?
— Ушел в камень, — отвечал Сережа, уверенный, что такого ответа ждет от него Маркиз-Убоище, и не желающий спорить с алкоголиком.
— Ты мне не веришь… — уже малость заплетаясь языком, — сказал тот. — Ты не веришь, что шкатулка с магическими камнями попала к немцам, а потом к Вальке! Ты вообще никому и ничему не веришь! Но где же тогда моя Данка и твоя Майка?
И тут Сережа вдруг осознал ситуацию…
Возможно, Маркиз-Убоище был прав и есть на свете вещи, которые действительно всухую не понять. Возможно, он так начифирился и наконьячился, что алкогольные флюиды образовали вокруг него некое поле, влияющее на окружающих. Иначе объяснить Сережино прозрение невозможно.
Вот ведь как случается на свете — живет себе атлет, технарь, положительная во всех отношениях личность, изрекающая исключительно правильные советы. Живет, живет — и сталкивается с чем-то, чего разумом не усвоить. И тут выясняется, что эта сверхправильная личность, невзирая на броню интеллекта и мышц, еще в состоянии просто-напросто взять — и поверить!