Невзирая на то, что не он ей, а она ему объяснила как-то, чем проваленный удар в боксе отличается от фиксированного.
Чтоб женщина мужчине такое объясняла! Сережа никогда боксом не занимался, разве что грушу лупил, а Данка где-то нахваталась сведений, и нахваталась только для того, чтобы выделываться перед атлетом!
Словом, это было невыносимое создание. И ни разу не уступило оно Сереже даже в мелочи, ни разу не признало его умственного и физического превосходства!
Несколько озадаченный собственным порывом, вернулся Сережа в тренерскую и выложил на стол кипу старых журналов. Он давно уже собирался вывесить на стенке плакат с примерными рационами атлетов века — Серджио Оливы, Арнольда Шварцнеггера, Франка Зейна, Дориана Ятса и прочих Мистеров Олимпия. Настроившись на слова «белки», «жиры», «углеводы», «калории», а также вооружившись ножницами, сел он за поиск. И действительно — какое-то время безжалостно кромсал страницы. Потом он положил рядком вырезки — и тут обнаружилось, что перед ним — одна и та же публикация в пяти вариантах. Треклятые журналисты незатейливо передрали друг у друга рацион Шварцнеггера, поменяв местами отдельные фразы и снабдив разными фотоснимками.
Проворчав нечто, по стилю недостойное благовоспитанного атлета, Сережа сгреб со стола журналы и сунул их куда подальше. А тут оказалось, что время близится к долгожданному перерыву. Он выпроводил качков, переоделся, оставил запирать зал Вадика и понесся к отцу Амвросию.
Того почему-то на месте не оказалось. Бабульки, которых на сей раз в доме было целых три, пропели хором, что батюшка отошел, но к обеду обещал быть.
Но миновало время обеденное, остыл в кастрюле знаменитый грибной суп, заволновались бабки, а Сережа задумался. Того только недоставало, чтобы вслед за Данкой и Майкой в недрах проклятой уголовной фирмы сгинул отец Амвросий!
Когда перерыв был уже на исходе, а Сережа барабанил пальцами по письменному столу красавца-батюшки, что означало у атлета приступ бессильной ярости, послышался на дворе шум. Сережа выглянул в окно и увидел, как в церковный двор медленно въезжает бээмвэшка, волоча за собой на тросе старый белый «мерс». Машины встали, дверца «мерса» распахнулась и оттуда высунулась рука в широком черном рукаве.
Сережа глазам не поверил — за рулем старой развалины сидел отец Амвросий!
Бывший энергетик показал шоферу бээмвэшки, куда затаскивать «мерс». А к тому мгновению, когда истосковавшийся Сережа выскочил на крылечко, уже стоял возле своего спасителя, благодаря его не благостно, как полагалось бы священнику, а несколько злобно.
Видно, водитель бээмвэшки был знакомым — похлопал батюшку по плечу, сказал что-то ободряющее. Но почудилось Сереже в этом ободрении нечто кладбищенское — так, расходясь после похорон, желают стойкости близким покойника…
Бээмвэшка развернулась и отбыла. Сережа устремился к бывшему однокласснику.
— Сашка, это что такое? — спросил он, тыча пальцем в белый «мерс». — Как это к тебе попало?
— Это? — с совершенно непозволительной иерею тихой ненавистью произнес бывший энергетик. — Это плод покаяния!
— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался бывший электронщик. — Как это?…
— Как?…
Отец Амвросий тяжко вздохнул.
История изначально была какая-то купечески-дореволюционная.
В храм к отцу Амвросию повадился странный прихожанин — в малиновом пиджаке и бритоголовый. Был он настолько крупен, по описанию отца Амвросия, что Сережа даже заподозрил одного из своих качков.
— Как это?…
— Как?…
Отец Амвросий тяжко вздохнул.
История изначально была какая-то купечески-дореволюционная.
В храм к отцу Амвросию повадился странный прихожанин — в малиновом пиджаке и бритоголовый. Был он настолько крупен, по описанию отца Амвросия, что Сережа даже заподозрил одного из своих качков.
Среди бабушек и тетенек, составлявших основной контингент богомольцев, этот дядя выделялся до такой степени, что бывший энергетик во время богослужения боялся на него глянуть — контраст мог вызвать приступ хохота в самую неподходящую минуту.
— И, понимаешь, повадился проповеди слушать, — продолжал отец Амвросий. — После литургии я старушек соберу и какую-нибудь цитату им растолковываю попроще. Старушки слушают, и этот среди них — торчит, как башня Вавилонская, прости Господи… Одно воскресенье, другое, третье, четвертое — достал он меня! Я Наталью Кирилловну, умная такая бабулька, уже спрашивал — как он себя ведет, подает ли милостыню? Она докладывает — ни грошика нищим у входа, хотя приезжает на заграничной машине, такой белой и длинной, а крестится в православном храме на католический лад! Представляешь — слева направо!
— Вот оболтус, — сочувственно заметил Сережа, хотя и не понял, в чем ошибка бизнесмена.
— Это значит — по сторонам даже не взглянет, как добрые люди крестятся. Гордыня! — провозгласил отец Амвросий. — Ладно, думаю, будешь ты у меня на людей смотреть! И в следующее воскресенье проповедь на тему «И принесите плоды покаяния»! Бабульки мои слезы утирали — так я им богатых грешников разделал! Слушают — и на бизнесмена косятся. А он стоит нос задрав, словно бы его не касается. Однако дошло — сопеть стал. И по роже видно — какая-то в нем работа умственная совершается. Тут у него в кармане мобильник вякнул. Ты не поверишь — покраснел, схватился за карман и деру из храма! Потом я бабушек своих отпустил. Он меня на самой паперти подловил, смотрит в землю, чуть ли носком туфли не ковыряет, неловко ему… Хочу, говорит, принести плод покаяния. Ну, думаю, сто рублей на храм пожертвует от щедрот. Он — в карман. Тут мне стало нехорошо — сейчас, думаю, мобильник всучит, и благодари его за эту гадость! Он-то от нее избавится, а мне его счета оплачивать! А он ключи от машины мне протягивает…