— А если он пришел за шкатулкой, то зачем ему понадобилось меня наручниками к стулу прицеплять? — Николай Юрьевич уже терял всякое соображение.
— Что я — со стулом поползу к тайнику и зубами его открою?
— А это, Николай Юрьевич, коммерция, — объяснил Павел Андреевич. — Не сошлись в цене, продолжили дискуссию вот таким образом… Лешка! Что у тебя там?
Сережа услышал очередные выстрелы. Что-то, судя по шуму, сорвалось из-под высокого потолка и треснулось оземь. Может быть, штанга с десятиметровой портьерой — кто ее знает, как она должна греметь при падении…
— Мать твою!… — воскликнул Павел Андреевич. И стрельба стала куда громче. Очевидно, бой шел уже в самой комнате.
Прошив дверь, пуля влетела в Сережино укрытие.
«Во блин» — подумал Сережа и лег на пол.
— Получи, сука! — вмешался вовсе уж незнакомый голос. — Ребята, кажется, успели!
«Кто успел? Куда успел?» — спросил сам себя Сережа.
— Николай Юрьевич, он вас не тронул? — незнакомый голос был полон заботы. — Во, блин, сколько народу положили! Неужели это все мы? Раз, два, три, четыре, пять… шестой! Ребята! Тут у нас похороны на шесть персон!
— Развяжи меня, Елисеев! — взмолился Николай Юрьевич.
— Развяжу — только вы сперва скажите, куда этот гад Дерипаско шкатулку подевал.
Судя по голосу, Елисеев был молод, здоров и полон оптимизма.
— Не знаю!… — простонал связанный бизнесмен.
— Как это — не знаете? Да вы говорите смело — он сейчас если что от кого и услышит, так разве что от святого Петра у райских врат.
«Грамотный попался» — подумал Сережа.
Кто-то вошел в комнату.
— Все чисто, Шура, — сказал этот человек. — Ребята взрывчатку закладывают. В подвале тут у них баня с бассейном — ну так туда, чтобы дом сам в себя провалился. И шито-крыто.
Сережа понял, что пора уносить ноги.
— Ну вот, слышите, Николай Юрьевич? — Елисеев, коли судить по интонации, даже подмигнул. — У меня ребята со стажем. Вы же не хотите, чтобы вам на голову рухнула ваша собственная крыша?
— Уже рухнула, — отвечал бизнесмен.
— В смысле потолка! Не в смысле нас! А это — кто?
— Это, Елисеев, заказчик, — сказал Николай Юрьевич. — Президент совместного российско-германского предприятия. Московский гость. По-моему, он еще жив. Он тоже пришел у меня шкатулку требовать. А я понятия не имею, куда она подевалась!
— Интересная компания, — заметил Елисеев. — Вовчик, вот это — при пожаре выносить в первую очередь. Он нам еще пригодится.
— Вместе со стулом? — осведомился Вовчик.
Этот глуховатый голос Сережа узнал безошибочно. И век бы его не слыхал! Вовчик тоже готовился к чемпионату, собирался выступить в той же весовой категории, был примерно того же роста, но зарабатывал куда больше — так что мышцы, вскормленные не эстонским, а американским протеином, бугрились у него куда рельефнее Сережиных.
— Давай со стулом. А то отвязывать, привязывать… морока! Значит, говорите, Дерипаско еще никуда ее не подевал… Вот и прекрасно. Она ему ни к чему. Он был старый дурак, Николай Юрьевич, о политике тосковал.
А то отвязывать, привязывать… морока! Значит, говорите, Дерипаско еще никуда ее не подевал… Вот и прекрасно. Она ему ни к чему. Он был старый дурак, Николай Юрьевич, о политике тосковал. А мы с вами умные люди. Вы мне — шкатулку, а я вас отсюда выпускаю в целости и сохранности, даже ребята помогут ценности вынести.
— У меня нет никакой шкатулки, Елисеев.
— Ну, зачем же вы так, Николай Юрьевич? — прямо по-детски огорчился Елисеев. — Заладили — нет да нет. Может, вы ее и в глаза не видали?
— Видал, — согласился бизнесмен.
— Это уже кое-что. Ну, чтобы вам не мучиться, давайте сделаем так. Сейчас я расскажу вам, как все было на самом деле!
Кулаки Сережины сами собой сжались. Искатели шкатулки не радовали оригинальностью подхода к жертве.
— А было так. После той ночи, когда неизвестный идиот разнес вдребезги ваш итальянский гарнитурчик, утром первой пришла Юленька.
Поскольку обычно именно секретарш вся контора зовет так ласкательно, Сережа понял — как раз Юленьку имел в виду почти бездыханный собеседник, когда намекал на секс раз в неделю.
— Юленька увидела этот кошмар и сразу принялась звонить в охрану. Потом она подошла поближе, чтобы оценить убытки, и увидела на электрической плите раскрытую шкатулку. Там было двенадцать круглых камушков. Она догадалась, что это вы от кого-то спрятали шкатулку, и унесла ее в кабинет номер шестнадцать-двадцать. Чтобы отдать вам, когда вы придете. Но вас с утра не было, а для Юленьки молчание — ну, как в поговорке: хотела баба смолчать, да не знала, с чего начать. И она позвонила своему лучшему другу, своему самому надежному поклоннику, своему самому регулярному мужчине! И рассказала ему все подробности. Я, как вы понимаете, сразу узнал шкатулку…
— Так это ты — регулярный мужчина? — спросил Николай Юрьевич и, не дождавшись ответа, сказал со вздохом: — Вот стерва!…
— И я попросил ее приберечь пока шкатулку. Мол, знать не знаю, ведать не ведаю, спрашивайте у того, кто устроил этот разгром. Она так и сделала. Обломки на плиту сложила и дверцы закрыла. А днем в офисе появилась некая дамочка, такая маленькая, черненькая, и неизвестно, зачем пожаловала. Вроде бы сестру ищет, вроде бы сестренка на днях пропала, а собиралась сюда, на шестнадцатый этаж, по каким-то делам — и это все, что известно. Дала словесный портрет. Юленька ей, конечно, отвечает, что такой тут не было, а в это время как раз пришли гарнитур чинить. Юленька открыла дверцы, повернулась ненароком — а дамочка прямо собачью стойку на эти дверцы сделала. Ага, думает Юленька, что-то тут не так. Вы, Николай Юрьевич, присмотритесь к девочке, она ведь не только это самое умеет…