А впереди стоял человек, протянув к Сереже руки, и готовился принять его в объятия.
Это был высокий человек в лиловом бархатном кафтане по колено, и кафтан был надет на голое тело, однако об этом издали трудно было догадаться — вся грудь встречающего была покрыта черной порослью. Через левое плечо была перекинута шитая золотом широкая перевязь — широкая для кого-то другого, но не для этого гиганта. На перевязи висел клинок в ножнах, и если бы Сережа разбирался хоть в чем-то, кроме электроники и культуризма, он бы сразу сказал — нет, не шпага, таких широких шпаг не бывает, и на саблю тоже что-то мало похоже…
Между рук висел в воздухе темно-красный шар и медленно вращался. В тот миг, когда Сережа чуть не влетел головой в широкую грудь человека, его шар взмыл ввысь.
— Держись, приятель! — с тем две мощные волосатые руки схватили Сережу за плечи, подтолкнули вверх, он принял вертикальное положение и медленно опустился — не выпуская, впрочем, из-под мышки совсем ошалевшую от полета бабку.
Сережу качнуло, но он устоял.
В странной местности он оказался — на берегу синего, словно бы нарисованного моря, под синим же, изумительной глубины, небом, на желтом сияющем песке. Воздух был солоноват и пронзительно чист, отродясь атлет не дышал подобным воздухом. Ни солнца, ни луны, ни тени, что должна бы лечь у высоких ботфортов незнакомца от солнечного или лунного света, Сережа не заметил.
— Это — что? — срывающимся голосом спросил атлет.
— Это — Вайю. Добро пожаловать! — встречающий, чуть отступив, сорвал с головы широкополую шляпу без перьев и поклонился, так мощно ударив шляпой по светлому песку, что веер золотых искр встал между ним и Сережей.
Затем он выпрямился, нахлобучил шляпу, поймал на ладонь вращающийся багровый шар и подкинул его.
Бабка, малость опомнившись, заелозила под мышкой. Сережа ослабил хватку и позволил ей соскользнуть вдоль атлетического бедра и встать на собственные ноги.
— Батюшки мои! — заголосила бабка. — Сподобилась светлого рая!
Незнакомец положил крупную цепкую руку ей на плечо. Рука была покалеченная не хватало верхних фаланг у мизинца и безымянного пальца.
— Не вопи, сударыня, — строго сказал он. — Я этого не люблю. Ты не в том цветущем возрасте, когда женщинам прощают вопли и капризы.
— Ты что же это, сыночек, совсем к годам почтения не имеешь? — запричитала вампирша, и Сережа понял, что она за время полета нажила новый аппетит и вызывает первого встречнего на склоку.
Ты не в том цветущем возрасте, когда женщинам прощают вопли и капризы.
— Ты что же это, сыночек, совсем к годам почтения не имеешь? — запричитала вампирша, и Сережа понял, что она за время полета нажила новый аппетит и вызывает первого встречнего на склоку.
— Не имею, сударыня, — не отпуская бабки, незнакомец повернулся к Сереже. — Вынужден сам себя рекомендовать. В миру — дворянин из Лангедока Даниэль де Монбар. Прошу прощения за свои плохие манеры — я нажил их в Карибском море. И прошу поверить, что мне дали хорошее образование. Ежели поднапрячься, я мог бы произнести речь на латыни — даже теперь, столько лет спустя. Иезуиты всегда были хорошими учителями — а вы как считаете?
Если б Сережа знал, что в конце восемнадцатого века в Санкт-Петербурге наизнатнейшие вельможи всячески старались устроить своих недорослей в иезуитский пансион, он бы мог иметь свое мнение по этому вопросу. Но о лангедокском училище, процветавшем примерно в середине семнадцатого века, он понятия не имел.
Вообще с историей у Сережи дело обстояло плохо. Как у всякого человека, окончившего обычную среднюю школу и более в глубь веков не заглядывавшего, имелись у него некие путеводные вехи.
По Сережиной хронологии, прежде всего были фараоны. Им на смену пришли древние греки во главе с Прометеем. Потом откуда-то взялись древние римляне во главе, чтоб не соврать, с Колизеем. И сразу же наступило средневековье. Там произошли крестовые походы, потом Колумб открыл Америку, а о том, что было после этого события, Сережа получил сомнительное представление из романов Дюма.
Параллельно европейской истории располагалась история российская со следующими вехами: крещение Руси, татаро-монгольское иго, Иван Грозный с картинки, где он убивает родного сына, и сразу же — Петр Первый, возможно, внук убийцы. Петра сменил тот, кого хотели свергнуть декабристы, а потом произошла февральская революция, повлекшая за собой советскую власть. Она случилась сразу после войны, но с поляками, с французами, или с кем-то еще — тоже было дело темное. Еще имелись Бонапарт, Аракчеев и генерал Скобелев — люди, приложившие руку к российской истории, но не имеющие своей вехи в Сережиной системе, а как бы блуждающие между пятнадцатым и девятнадцатым веком.
О флибустьерах Сережа знал следующее — жили в Флибустьерском дальнем синем море и на бригантинах подымали паруса. И капитан, обветренный, как скалы, выходил в море, не дождавшись дня… И вьется по ветру Веселый Роджер…
С одной стороны, такая прореха в образовании Сережу не красила. Но с другой — из сотни технарей, населявших не так давно конструкторские бюро, разве что человек сорок имели столь обширные исторические познания. Для многих Петр Первый пришел к власти в результате крещения Руси.