— Приятного аппетита, — прокомментировал Сережа. — А ловушка?
— Ловушка идет по следу, — хмуро отвечала Данка, добывая из недр рюкзака прозрачные коробочки с салатами и сырным печеньем. — У меня еще колбаса есть. Только она какая-то того… подозрительная…
Сереже показалось, что он все понял.
Он не знал подробностей Данкиного внезапного разрыва с женихом, предполагал только, что виновата невеста, то есть, как бы без вины виновата. С Данкиным характером следовало бы штурмовать далекий космос или гонять индейцев на Диком Западе. И если она временно, под воздействием подруг и магическим влиянием даты рождения в паспорте, помягчела, то надолго ее хватить бы не могло — месяца разве что на полтора. Накопившийся азарт должен был выплеснуться наружу бурно и костедробительно. И очень может быть, что жениху пришло в голову бросить Данку уже в приемном покое травматологического отделения больницы…
Странным показалось, правда, что он так быстро оттуда выписался. А еще того страннее — что Данка, вооружившись, не нападает, а скрывается.
Четыре года мирного сосуществования с женской логикой (два — в состоянии брака, да еще два — в состоянии платонической дружбы) приучили Сережу мирно принимать любые эксцессы. И еще он усвоил, что главное — не задавать вопросов в первые четверть часа. Майка обычно двадцати минут молчания не выдерживала.
Накрывая на стол, Данка прислушивалась к шагам на лестнице.
— Ты — единственный нормальный мужик в этом городе, — вдруг сообщила она.
— Тронут, — немедленно ответил Сережа.
— Ведь тебе и в голову не пришло, что я прискакала, чтобы уложить тебя в постель!
— Не пришло, — согласился Сережа, косясь на пистолет. Все-таки у нее была удивительная для женщины кучность стрельбы…
— У тебя мозги не повернуты на сексе, — продолжала Данка.
Сережа промолчал. После развода у него, понятное дело, были приключения, но уже месяц он соблюдал целомудрие. Именно о сексе он в последнее время и задумывался…
— И тебе не мерещится, будто все женщины должны бежать за тобой следом, раздеваясь на ходу и повизгивая от восторга!
— Все — это сколько? — спросил Сережа.
— Ну, все! Вообще — все!
Кто-то, видать, основательно рассердил Данку своими мужскими притязаниями. Она со злости не ела салат, а пожирала.
— Ты — ангел! — вдруг прочавкала она. И снова с головой нырнула в салат.
Сережа уже выучился переводить с женского языка на мужской. Когда называют ангелом, прелестью, солнышком и прочими дореволюционными нежностями, — то просто-напросто благодарят за ту услугу, о которой через минуту попросят, чтобы ты, Боже упаси, не вздумал сходу отказать.
В дверь звякнули.
Данка вскочила из-за стола — и в руках ее оказался пистолет.
— Убью! — решительно воскликнула она, не прожевав салата.
Сережа неторопливо встал.
— Не открывай! — потребовала Данка.
— А если это ко мне?
— К тебе? — видимо, эта мысль Данку удивила. Действительно, странно, что кто-то решил заглянуть в гости к хозяину берлоги в то время, как тут скрывается разъяренная женщина…
Сережа открыл дверь — и понял, что Данка в какой-то мере была права.
На пороге стояли два здоровых амбала.
— Тут, что ли, привидение завелось, блин?
— Ага, — сказал Сережа, поигрывая великолепно вылепленными грудными мышцами, прекрасно видными в дырки доисторической фуфайки. — Это я. Дальше что?
— Блин! — изумленно воскликнул вдруг второй амбал. За Сережиной спиной он увидел нечто, поразившее его наповал.
Первый проследил его взгляд.
— Блин! — воскликнул и он.
— Во, блин!
— Ну, блин!
— Ребятки, время позднее, блинная закрыта, — с тем Сережа всей накачанной массой двинулся на гостей. — На переучет. Привет.
Гости, пятясь, вымелись, Сережа закрыл дверь и лишь тогда обернулся.
Данка стояла в глубоком балетном плиэ, как бы сидя на незримом стуле, широко разведя колени и двумя руками держа свой огромный пистолет. Под прицелом она держала ту часть дверного проема, где могли бы возникнуть грудь или живот врага. И продолжала дожевывать салат.
А то, что это место загородил сейчас Сережа, в расчет не принималось.
— Положи игрушку, — как можно спокойнее попросил он.
Данка выпрямилась, поставила пистолет на предохранитель и молча вернулась к тарелке со своей порцией салата.
— Я с ума сойду, — вдруг пожаловалась она.
Комментировать Сережа не стал. Воздержался. Хотя свое мнение на сей счет у него было. И однозначное.
Напившись чаю, Данка вроде бы обрела рассудок.
— Черт меня дернул за язык… — проворчала она. Сережа понял, что вот теперь ей уже не терпится рассказать все по порядку.
— Ты говори, говори, — то ли попросил, а то ли посоветовал он.
— А чего тут говорить! Погиб поэт, невольник чести! То есть я…
— Кто — ты? Ты — поэт, или ты — невольник чести? — попытался уточнить Сережа.
— Я — дура! Меня за деньги показывать нужно.
— Я — дура! Меня за деньги показывать нужно.
Сережа вздохнул.
— А в чем твоя дурость заключается?
— Я дала слово чести. И весь город об этом знает!
— Так…
Сережа хотел спросить, когда была та радиопередача, или телепередача, или газетная статья, или все вместе, проинформировавшее город об этом событии, и сослаться на свое круглосуточное торчание в тренажерном зале, вдали от светских новостей. Но по Данкиному лицу понял, что язвить не стоит. Опять же, и пистолет… Пневматический, а бьет на сто восемь метров, если не врет инструкция, блин!…