— Я видел христиан, — заметил Олав. — Они не похожи на тебя. Много говорят о своем боге, и у них совсем нет чести. Из них удобно делать трэлей.
— Из меня трэль не получится, — усмехнулся Славка.
— Всякое бывает, — задумчиво произнес мальчишка. — Меня вот сделали трэлем. Правда, я тогда был совсем маленький. — И добавил после паузы, без всякой гордости, как факт: — Я убил этого человека. Ты пришел к дочери полоцкого ярла?
— Да, — не стал отрицать Славка.
— Как? У тебя есть крылья?
— У меня есть руки. Я влез по стене.
— Верно, — согласился Олав. — Я бы тоже так смог. Я хорошо лазаю. Когда мы с матерью жили в Опростадире, никто не приносил столько птичьих яиц, сколько я. А зачем ты пришел к дочери ярла, варяг Богослейв? Из удали?
Славка покачал головой.
— Я хочу ее спасти, — сказал он. — Вряд ли ты поймешь. Я люблю ее, Олав!
— Я понимаю, — с оттенком печали произнес юный скандинав. — Я знаю, что такое — любить. И терять того, кого любишь.
Сказано было так, что Славка сразу поверил: знает. Этот маленький викинг многое успел повидать за свою короткую жизнь.
— Я бы позволил вам уйти, — сказал Олав. — Но эта женщина — наложница конунга. Его собственность.
Рабыня. Я не могу тебе позволить обокрасть того, кому я присягнул.
— Эта женщина — полоцкая княжна, — возразил Славка. — Княжна не может быть рабыней!
— Даже сын конунга может стать рабом, — произнес Олав. — На некоторое время. Если она — настоящая княжна, то вернет себе свободу. А теперь назови причину, по которой я смогу сохранить тебе жизнь. И сделай это быстро, потому что скоро сюда придут.
— Потому что ты не хочешь меня убивать, — очень быстро сказал Славка.
— Этого недостаточно.
— Этого довольно, — Славка заставил себя расслабиться и говорить медленно и неторопливо.
Как скальд. Если Олав вообразил себя героем саги, то он должен видеть в Славке такого же героя. Но — рангом пониже.
— Тот, кому суждено править, — неторопливо произнес Славка, — должен прислушиваться в своим чувствам. Потому что его чувства, его желания, особенно — непонятные, это больше, чем просто «хочу» или «не хочу». Истинный правитель чувствует волю Бога, а это выше ума и выше любых объяснений. Я — враг, я убил твоих людей…
— Они не мои люди, — перебил юный скандинав.
— Пусть так. Но ты ел и пил с ними. А со мной — нет. Но я все равно знаю о тебе больше, чем они.
— Что ты можешь знать обо мне? — сердито спросил Олав.
— Главное, — твердо произнес Славка.
Он решился, и теперь все зависело от того, угадал он или нет.
— Я знаю, что ты — сын конунга.
«Даже сын конунга может стать рабом…»
Олав вздрогнул.
«Сейчас выстрелит», — подумал Славка.
Но Олав не выстрелил:
— Кто тебе сказал?
— Никто, — Славка старался говорить спокойно и уверенно. — Кто мог мне сказать, если даже твой князь об этом не знает?
Он опять попал в цель. Конечно, не знает. Владимир осторожен. А еще более осторожен его дядька Добрыня. Со скандинавами они — в союзе. Дать приют беглому сыну конунга — лучший способ поссориться с конунгом правящим. Кто там сейчас правит у нурманов?
Славка поднапряг память. Как и все у него в роду, Славка много знал о том, что творится в мире. Торговые караваны воеводы Серегея ходили на все четыре стороны света и отовсюду приносили вести. За нурманами же следили особо. Не меньше, чем за ромеями. Итак, нурманы. Конунгом у них сейчас — Харальд Серая Шкура.
Славка помнил, что этот Харальд на пару со своим братом Гудрёдом прикончили другого нурманского конунга. Об этом говорили киевские нурманы, когда Славка был еще в детских. Лет пять ему было. На память Славка никогда не жаловался, поэтому имя убитого конунга вспомнил даже спустя столько времени. Тем более что имя было какое-то смешное. Хрюкви… Брюкви… Трюггви! Точно, Трюггви!
Правда, о том, что у конунга был сын, вроде бы не говорили ничего.
Однако терять Славке было нечего.
— Ты — сын конунга, Олав Трюггвисон! — заявил он уверенно. — И ты будешь конунгом, потому что твои боги заботятся о тебе! (Прости меня, Господи, за то что назвал богами нурманских кровожадных бесов!)
И помогают тебе принять правильное решение. Это значит, что ты тоже станешь конунгом!
Мальчишка расцвел. И одновременно надулся от гордости. Купил его Славка.
— Ты верно говоришь, — произнес он гордо. — Ты — вещий?
— Да, — охотно согласился Славка. — Я унаследовал дар у отца. Он — великий воин и великий ведун. Воевода Серегей. Ты, верно, слыхал о нем.
— Слыхал, — кивнул Олав. — Три дня назад, на пиру, мой дядя Сигурд и воевода Добрыня много говорили о нем. Говорили, что это твой отец помог Вальдамару стать ярлом Хольмгарда. Почему же ты служишь его врагу? Иди на службу нашему конунгу — и он подарит тебе полочанку! Он — щедрый!
«Возможно, и щедрый, — подумал Славка.
— Если речь идет о золоте. Но если дело касается женщин — не особо. А Рогнеда вдобавок — единственная наследница полоцкого княжества».
Однако вслух Славка сказал другое:
— Я присягнул Ярополку. Не дело для мужа бросить своего конунга в трудную минуту. Даже из-за женщины, которую любишь.
Олаву Славкин ответ очень понравился.
— Ты первым назвал меня конунгом, Богослейв, сын Серегея, — сказал он, опуская арбалет. — За это я не только не стану тебя убивать, но обещаю: когда я стану конунгом, то сделаю тебя ярлом и наполню твои руки золотом! Запомни это, Богослейв! А теперь уходи! И не забудь о том, что я сказал, когда Вальдамар убьет твоего конунга.