— Старшая гридь — не уйдет. Ты ведь им земли раздал. Куда они от своих наделов?
— Да куда угодно! У нас земли много! Больше, чем людей. Сильный человек у нас без земли не останется. Отойдет к северу, велит холопам выжечь огнище — вот и надел.
— Не уходи из Киева! — проговорила ромейка умоляюще.
— Когда кесарь уходит из столицы, обратно он может уже не вернуться. У нас говорят: кто правит Константинополем, тот правит государством. Уйдешь — на кого Киев оставишь?
— А если на тебя? — Ярополк ласково тронул ее щеку.
Его соложница качнула кудрявой головкой:
— Не удержать мне Киев. Вот кабы сын у нас был, тогда, его именем…
— Будет у нас сын, — пообещал Ярополк. — Разве мы с тобой мало для этого трудимся?
Наталия прильнула к нему:
— Ты очень силен, мой господин!
Это было правдой. Редко так было, чтоб с восхода до восхода они были близки менее двух раз. И не было у Ярополка других любовниц. Попробовал раз-другой (князю положено) — и оставил это дело. Никто так не мил, как его красавица. Повезло ему. Повезло, что, когда кесарь Никифор казнил семью Наталии, пощадил десятилетнюю девочку. Отдал в монастырь во Фракии. Повезло, что разграбившие монастырь русы отметили ее красоту и отдали отцу. А тот подарил Ярополку. Несказанно повезло.
— Откуда ты столько знаешь? — прошептал Ярополк в нежное ушко.
— Книги, — ответила Наталия.
Князь и сам это знал. Его подруга была заядлой книгочейкой. И его приохотила. Теперь у него не меньше манускриптов, чем в том монастыре, где когда-то приняла постриг дочь ромейского патрикия.
— Тогда я Киев на Блуда оставлю, — решил Ярополк. — Он — хитрый. Он удержит Киев.
— Я не верю Блуду, — ромейка нахмурила бровки.
— Почему?
— Когда он на меня смотрит — будто руками щупает. Липкими такими, противными… — Наталия содрогнулась. — Я его боюсь!
— Не бойся, — Ярополк прижал ее к себе. — Я тебя в обиду не дам. Никому. Хочешь — выгоню Блуда?
Наталия потерлась щекой о гладкий (далеко еще до бороды) подбородок Ярополка:
— Не надо. Он ведь полезен тебе, мой господин.
— Полезен, — согласился князь. — Так что же мне делать, моя ладо? Поведу войско — оставлю Киев. Отправлю воевод — отдам им славу…
— Никуда не ходи, — прошептала ромейка, лаская сильную шею князя. — И войско никуда не отправляй. Твой полубрат алчен. Он сам к тебе придет. И тогда ты его уничтожишь.
— Решено! — Ярополк засмеялся, обрадовавшись тому, что выбор сделан и выбор этот ему приятен. — Пусть рабичич придет и попробует взять Киев. Пусть попробует! — Ярополк снова засмеялся. Звонко и радостно. По-мальчишечьи.
За это Наталия его особенно любила. За то, что в свои семнадцать (зрелый возраст для вождя русов) великий князь киевский не утратил очарования юности.
Только одного не хватало ей для счастья. Сына.
Глава шестнадцатая
«Я воспитаю его как собственного сына»
— Олав, сын Трюггви! — неторопливо, будто смакуя, произнес Владимир. — Что ж ты скрыл от меня такую важную вещь, ярл Сигурд?
— Я боялся за племянника, — честно ответил ярл. — Ты ведь был дружен с убийцей его отца?
— Дружен? — Владимир усмехнулся.
— Я ходил в вик с сыновьями Гуннхильд, это верно. Но ты — мой человек. Мой воевода. Ужели ты не знаешь, что у нас не предают своих чужим? Ты оскорбил меня, Сигурд, — Владимир сокрушенно покачал головой. — Ты поступил так, будто у меня нет чести.
Сигурд смутился еще больше. Однако возразил:
— Ты — конунг. У конунгов другая честь, чем у бондов и хускарлов.
— У меня честь только одна, — сурово произнес Владимир. — И эта честь требует доказать тебе, что ты важнее для меня, чем любой чужак. А поскольку твой племянник, Сигурд, показал себя очень хорошо, то я хочу приблизить его к себе. Он будет есть за моим столом, сидеть рядом со мной на советах и даже сопутствовать мне в битвах. Я буду воспитывать его как собственного сына. И помогу ему стать тем, кем он был рожден. Разумеется, ты тоже будешь рядом, Сигурд Эйриксон, — добавил князь, чтобы ярл не подумал, что он хочет отнять его пляменника. А сейчас иди и позови его. Я хочу сам сказать моему дружиннику о его новой судьбе.
— Благодарю тебя, мой конунг! — Сигурд поклонился настолько низко, насколько позволяла ему гордость ярла. — Прости, что усомнился в твоей дружбе!
Добрыня вошел в светлицу, едва Сигурд ее покинул. Дядя Владимира видел и слышал все через потайное окошко.
— Ты был прав, когда не захотел выдать мальчишку Харальду, — сказал он. — Теперь Харальд Серая Шкура мертв, но убил его не Хакон-ярл, а давний недруг Серой Шкуры — Золотой Харальд. А Хакон-ярл напал на Золотого Харальда, когда тот ослабел после битвы с Серой Шкурой, захватил его и повесил. А потом присягнул конунгу данов. Я очень удивлюсь, если изрядная часть нурманов не захочет подчиниться Хакону. Им стоит узнать, что сын настоящего конунга Трюггви — твой дружинник. Тогда всякий нурман, недовольный Хаконом, может прийти к тебе. И через год у нас будет такое войско, что Ярополк обгадится, увидев все его знамена.
— Если только Ярополк не придет к нам этой осенью.
— Он не придет! — уверенно заявил Добрыня. — Свенельд покинул его, а с остальными воеводами Блуд управится. А даже если и придет — неужели ты боишься этого мягкотелого христианина?