— Помню, — отвечает Сергей.
Давно это было. Вечность прошла. С тех пор всякое между ними случалось. Однако врагами они не были никогда.
— Знаешь, боярин, думал я: умрет убийца — и легче мне станет, — хриплый голос Свенельда дрожит, как и его руки. — А вот не стало.
Сергей молчит. Сам терял. Знает: бывают случаи, когда месть не утешит. Жаль ему Свенельда. И Люта жаль.
— Просьба у меня к тебе, — говорит князь-воевода.
Сергей молчит. Ждет продолжения.
— Нечем мне тебя одарить за просьбу мою, — говорит Свенельд. — Злата тебе не предлагаю. Злата у тебя своего хватает. Всё у тебя есть. Но в память о тех днях, когда был ты моим десятником и я тебя защищал как своего… Когда умру я, воевода… Защити внуков моих. Времена грядут страшные. Не оставь кровь мою. Не дай роду моему угаснуть.
Должен бы Сергей сказать: да ладно тебе, Свенельд! Рано тебе умирать!
Но не такой у них разговор, чтобы за словами правду прятать.
— Добро, — говорит Сергей князь-воеводе. — Что смогу, то сделаю. Оберегу твою кровь.
Вздыхает князь-воевода. Лицо его немного светлеет, и даже плечи малость расправляются.
— Коли так, то давай скрепим договор наш, — говорит Свенельд. — Сын твой старший — не женат еще. Возьми за него внучку мою старшую Доброславу. Крести ее, коли хочешь, я не против. В приданое ей Улич дам.
Сергей медлит. Щедрое приданое.
Улич — сердце Свенельдового княжества. Вотчина Люта.
— Благодарю, князь-воевода, — наконец говорит Сергей. — Однако ответить пока не смогу. Кого женой брать — это мой сын сам решать будет. Надеюсь, не откажется от чести. Однако что бы он ни решил, я от своего слова не откажусь.
* * *
Обряженное и омытое тело Олега Святославовича лежало на длинном столе в горнице Детинца. Над лицом мертвеца потрудился ромей-бальзамировщик, так что погибший выглядел как живой. И очень похожий на старшего брата.
Многим из тех, что видел мертвеца, показалось, что в гробу лежит не младший, а старший брат.
Ярополк долго стоял над телом в молчании. Потом повернулся в Свенельду и произнес негромко: «Твое желание исполнилось, воевода. Твой сын отмщен. Ты рад?»
Свенельд ничего не ответил.
Твой сын отмщен. Ты рад?»
Свенельд ничего не ответил.
Вечером князь-воевода покинул Киев.
После отбытия Свенельда старшим среди княжьих бояр-советников стал Блуд.
Глава третья
Добрая весть для новгородского князя
Весть о смерти Люта Владимиру принес новгородский тысяцкий Удата.
Никогда Удата не был другом Владимиру. Однако вече постановило, что вестником должен стать именно он. И именно потому, что — не друг. Чтоб видел князь: не только его сторонники, но весь Новгород желает его дружбы.
В свейском городке новгородец чувствовал себя неуютно. Оно и понятно: купец из Хольмгарда-Новгорода для них — что кабанчик для волчьей стаи. А этот сам прибежал, да вдобавок — без охраны. Две дюжины воев-новгородцев — не в счет. Десяток хирдманнов управится с ними быстрее, чем петушок прокукарекает. А в поселке не десяток воев, а более полутысячи матерых викингов. Четыре драккара ярла Дагмара Ингульфсона отдыхают у берега.
Узрев, однако, рядом со свейскими драккарами лодьи и снекки русов, Удата чуток успокоился. Отлегло от сердца: не соврали доносчики — здесь Владимир.
— Я — к нашему князю! — сразу объявил Удата.
Помогло. Волки не стали драть кабанчика, а вполне вежливо проводили к длинному дому, который гостеприимный ярл отдал гостю и его дружине.
Владимир принял старшину ласково. Усадил за стол, велел налить гостю сладкого меду. Помнил, что Удата предпочитает его кислому пиву.
Старшина был тронут.
— А что вуй [16] твой Добрыня? — спросил старшина. — Здрав ли?
— Здоров, — ответил Владимир. — Отъехал на время. Дела. А что новгородцы ваши? Шумят?
— Не без того…
Еще некоторое время поговорили о незначимом, потом Удата перешел к делу:
— За тобой приехал, — сказал он. — Челом бьет тебе старшина новгородская: возвращайся, княже!
Владимир сумел скрыть радость. Сделал вид, что раздумывает.
— А как же Киев? — спросил он. — Как же Ярополк?
Иль не прислал еще нового наместника? — Последнее слово Владимир выделил презрительной интонацией.
— Аж двух прислал. Только мы их обратно погоним! — решительно заявил Удата. — Тебя хочет Новгород, князь. Другого не надобно. А Ярополк противиться не станет. Мы ему сами оброк выплатим, сколько назначил. И тебе тоже сполна заплатим, как уговорено. Только ты, княже, возвращайся.
— Сполна — это значит за прошлый год тоже? — уточнил Владимир.
— За всё, — вздохнул Удата. — Новгород решил.
Это было даже лучше, чем ожидал Владимир. И намного лучше, чем предполагал Добрыня. Знать, крепко прижал новгородцев Роговолт. А от наместника проку — никакого. Киев с Полоцком, считай, в одну дуду гудят.
«Так-то, горлопаны, — злорадно подумал Владимир. — Орать да на вече дубинками размахивать — это вам не воевать!»
Но на лице князя эти мысли никак не отразились.
— Большие деньги, — сказал он с сочувствием. — Не жаль отдавать-то?
— Жаль, — признал Удата. — Многие на вече против того кричали, да куда денешься? Киев далеко, а Роговолт Полоцкий опять нам обиды чинит.
Дороги обсел, с купцов наших деньги дерет. На волоках тож… А от тех дружинников, что при наместнике состоят, толку нет. Они только по бабьим подолам шарить горазды…
Тут Удата осекся, вспомнив, что сам князь насчет подолов тоже не промах.