Фроди взял у Серафимия полдюжины дорогого синдского аксамита, проплатив вперед золотыми арабскими монетами. Все, о чем уговорились. Так утверждал Фроди. А вот купец считал, что получил от нурмана только половину сговоренной суммы. Аванс, так сказать.
Тиун, получивши мзду от обеих сторон и сосчитав видаков, решил, что истину ведают только боги.
Нурман с удовольствием воспринял такое решение, потому что считал себя великим поединщиком. Во всяком случае, много лучшим, чем какой-то там ромей или кого там он вместо себя выставит.
Серафимий, вопреки ожиданиям, оспаривать решение тиуна не стал. К немалому огорчению тиуна, который очень надеялся получить от Собачьего Глаза взятку за отмену вердикта, дающего преимущество воинственному нурману.
Фроди, огромный, как и подобает нурману, волосатый, грозный, в вороненых доспехах, с мечом в два локтя длиной и тяжелым пешим щитом с железной оковкой, сдвинув на затылок шлем, надменно глядел на собравшихся. Он был уверен в победе. Эту уверенность разделяли его спутники: четверо таких же мощных нурманов и десятка полтора холопов и трэлей, давно привыкших к тому, что если хозяин решил кого-то убить, то этот кто-то — считай, уже покойник.
Однако Серафимий выглядел уверенно. И его поединщик тоже смотрелся неплохо. Высокий, длиннорукий, уступавший нурману массой, но не шириной плеч.
На ромейском поединщике были хорошие доспехи и открытый шлем с длинной стрелкой. Меч его был выкован знаменитым константинопольским оружейником, о чем свидетельствовало клеймо на основании клинка, и стоил почти столько же, сколько спорные полдюжины китайского шелка. Впрочем, о клейме знал только сам поединщик. Щит у ромея был меньше нурманского, зато — трехслойный, из бычьей кожи и вязкого дерева, усиленный стальными спицами и бронзовым листом. Звали ромейского поединщика — Фистул.
Трое княжьих дружинников, верхами, приблизились к месту поединка. Толпа почтительно раздвинулась, уступая дорогу.
— Это он? — спросил Славка.
— Он, — подтвердил Малой. — Три божьих суда за четыре седмицы.
— Нурман знает? — поинтересовался Антиф.
— Откуда? Он в Киеве пятый день. Да и сам подумай: будет нурман что-то там вызнавать?
— Будет, будет! Если где золотишко плохо лежит, так непременно! — Малой засмеялся.
Окружавшие посмотрели на него неодобрительно. Нехорошо веселиться на серьезном деле. Впрочем, вслух никто не укорил. Люди, чай, не простые, а княжьи. Лучше помалкивать.
Ромей поиграл клинком, согревая руку. Попрыгал то на одной ноге, то на другой, забавно покрутил головой.
В толпе кто-то хихикнул. Поведение ромея показалось забавным.
— Скоморох, — проворчал кто-то из спутников нурмана. — Позор нам! Выставили против Фроди скомороха.
— Им же хуже, — ухмыльнулся другой. — Фроди его пополам развалит.
— Знакомая повадка, — негромко произнес Славка. — Похоже, мастер ромейского боя этот Фистул.
— Не был бы мастер, не выставили бы его на божий суд, — резонно ответил Антиф. — А откуда ты про ромейский бой знаешь?
— Поучился немного, — сказал Славка. — Батя для себя и для Артёма ихнего мастера нанимал.
— Батя для себя и для Артёма ихнего мастера нанимал. А я уж потом — у Артёма.
— Ну начинайте уже! — закричал кто-то.
— Начинайте! — разрешил тиун.
Фроди из Хрелды вскинул руки и заревел страшным голосом:
— О-один!
И побежал на ромея.
Тот на прямую сшибку не пошел. Отпрыгнул в сторону и попытался достать нурмана сбоку. Фроди развернулся с медвежьим проворством, отшиб меч краем щита и пнул ромея в колено.
Фистул подобного не ожидал и не удержался: упал на бок.
Толпа ахнула.
Фроди с ревом обрушил на ромея меч. Защититься от удара такой силы было невозможно. Ромей и пробовать не стал. Бросил в лицо Фроди щит, а сам рыбкой поднырнул под руки нурмана.
Меч Фроди расшиб щит на лету и воткнулся в утоптанный грунт. Да так и остался торчать, — а сам нурман, булькая пропоротым горлом, повалился наземь.
Ромей легко вскочил на ноги и раскланялся. Точно скоморох. Но никто не засмеялся.
— Божий суд свершен! — провозгласил тиун. — Почтенный Серафимий вправе получить недостачу или взять обратно свой товар. Сверх того неправому Фроди надлежит выплатить князю за обман малую виру: две серебряные гривны. Поскольку же сам Фроди сделать этого не может, то вира будет выплачена родичами или взыскана с имущества покойного.
— Поехали, — сказал Славка. — Мы видели, что хотели.
— Я вот ничего увидать не успел, — проворчал Малой. — Разве ж это бой? Так свиней режут! Я бы на месте того нурмана, когда ромей завалился…
— Ничего ты не понял, — усмехнулся Славка. — Думаешь, это нурман его свалил? Да он, хитрец, нарочно упал. И поймал нурмана — как несмышленого отрока. Такого, как ты.
Антиф засмеялся.
— Поглядел бы я, как ты бы с этим Фистулом сразился… — проворчал обиженный Малой.
— Я с ним сражаться не буду, — покачал головой Славка. — Мне брат насчет сразиться ничего не говорил. А вот узнать, откуда такой ловкий Фистул выискался, — хотелось бы.
Узнали. Вернее, узнал Антиф. Пользуясь своей ромейской внешностью и неплохим знанием языка, отрок переоделся в платье мелкого купчика из Климатов и отправился на ромейское подворье. Там угостил вином пару-тройку обитателей — и услышал много интересного.