— Меня зовут Евпатий, и я сын патрикия Алакиса, — глухо, но зато на отличном ромейском проговорил пленник. И уточнил: — Четвертый сын. К вам меня послал севастофор [18] Роман. — Тут он запнулся и поглядел на Артёма: надо ли пояснять, кто такой этот Роман?
Артём пояснил сам:
— Это евнух кесаря. Один из тех, кому велено злоумышлять против нас, чтобы…
— У нас с кесарем мир! — перебил его Ярополк. И смутился. Зачем сказал? Политика Византии ему была ведома. — Пусть продолжает, — вздохнув, разрешил князь.
И пленник продолжил.
С каждым его словом Ярополк все больше мрачнел. Особенно когда речь зашла о Блуде. А когда пленник заговорил о том, как была подстроена встреча Люта и Олега, Ярополк скептически хмыкнул. Не поверил.
— Я послал людей в деревлянскую землю, — сказал Сергей. — Они отыщут этого поганого волоха. Уверен: он тоже поведает много интересного.
— Пусть сначала отыщут, — проворчал Ярополк. — Ну-ка сними рубаху! — внезапно приказал он пленнику.
Тот покосился на Сергея.
— Сними, — разрешил тот.
— Вижу: пытали вы его крепко! — сказал князь, поглядев на ожоги и следы ножа.
— Это не мы, это печенеги, — возразил Сергей.
Ярополк не стал спорить.
— Оставьте его, — распорядился он. — Я сам с ним поговорю.
Сергей задумался. Очень не хотелось ему оставлять ромея. Слишком сильна была здесь, в кремле, власть Блуда. Как бы не произошло с Евпатием несчастного случая. Формально он мог бы отказать. Его пленник — его собственность. А сам он, хоть и боярин, но не Ярополков, а Святославов…
Но подумал немного и решил: оставлю. Не враг же Ярополк самому себе. Пусть поговорят. Ромей поклялся на иконе, что будет говорить только правду. Вдобавок, как и всякий сотрудник тайной службы, Евпатий знал, кто такой киевский боярин Серегей и каков его истинный вес в торговом мире. Сергей спокойно мог переправить Евпатия на Запад, например — в Италию. А там агенты Константинополя вряд ли до него доберутся.
— Добро, — сказал Сергей. — Позови меня, княже, когда понадоблюсь.
И, не дожидаясь разрешения, покинул помещение.
Артём вышел вслед за отцом. Славка глянул растерянно на князя. Как же так? Он-то ждал благодарности и похвал. А у Ярополка такой вид, будто боярин с сыновьями перед ним провинились.
— Так что с ромеем-то делать, княже?
Ярополк глянул сумрачно, потом буркнул:
— Стражам отдай.
А у Ярополка такой вид, будто боярин с сыновьями перед ним провинились.
— Так что с ромеем-то делать, княже?
Ярополк глянул сумрачно, потом буркнул:
— Стражам отдай.
И отвернулся.
Расстроенный и обиженный Ярополк подтолкнул ромея к выходу. Евпатий, сын Алакиса, упираться не стал. Хотя он тоже был удивлен не меньше Славки. И еще подумал, что с таким архонтом россы вряд ли представляют опасность для империи. Что бы там ни думал о нем киевский воевода, но сын константинопольского патрикия не собирался изменять своей родине. Когда у него появится возможность вернуться в Константинополь (а в том, что такая возможность появится, Евпатий не сомневался — воевода Серегей дал ему слово), Евпатий непременно ею воспользуется. Никто в Палатии не упрекнет его в том, что он развязал язык. Главнейшая задача разведчика — вернуться живым и принести новые сведения о враге.
Весть же о том, что на киевском троне ничтожный правитель, наверняка порадует паракимомена [19] Василия. И, возможно, даже самого василевса Иоанна, который, после булгарских событий, очень серьезно относился к россам.
Ночью, в постели, Сергей попросил жену:
— Поговорила бы ты, Сладушка, с княгиней. Пусть уговорит мужа ополчиться на Владимира. Нельзя ему время давать. Помедлим — весь север поднимется. На Христа. За старых богов.
— Христос победит, — спокойно ответила Сладислава. — Время бесов кончается. Оглянись, муж мой, — повсеместно язычники крест принимают. Наступает время Правды.
— Наступать-то оно наступает, однако еще не наступило, — возразил Сергей. — И христиан в Киеве едва ли десятая часть наберется. А в северных княжествах их много меньше. Так что не крестом надо мятежника бить, а сталью. Промедлит Ярополк — все сочтут, что он струсил. И тогда не то что союзники — собственные бояре от него отвернутся. Поговори с Наталией!
— Бесполезно, — Сладислава вздохнула. — Чужая она здесь. И земля наша для нее — варварская, страшная. Одна у нее опора — Ярополк. Не отпустит она его в поход. Впрочем, поговорить я с ней — поговорю.
Раз ты просишь. Обними меня, Сережа. Мне тоже страшно.
Сергей прижал ее к себе — такую маленькую, хрупкую, коснулся губами щеки ниже ушка:
— Не бойся, сладкая моя. У тебя теперь трое воинов. Когда-то я тебя и один защищал, а теперь нас трое. Обороним, родная, не тревожься.
— За вас-то я и тревожусь, — вздохнула Сладислава. — Когда-то и я спокойна была. Верила: сохранит Бог. А как привез тебя Артём с Хортицы, всего порубленного…
— Но я ведь живой, — прошептал Сергей. — Не бойся. Если совсем худо будет — уедем. Слава Богу — есть куда.
— Нет, — шепнула Сладислава. — Никуда мы не уедем. Дом наш здесь, а в иных землях мы будем чужими.
«С нашими деньгами и связями мы в любой стране мигом своими станем», — не согласился с женой Сергей. Купить гражданство в любом из городов Ганзы — плевое дело. Да что там — гражданство. Отсыпать пару кило золота, к примеру, английскому королю — и будет у Сергея баронский лен и громкий титул. А можно и не платить. Прийти и взять силой. А после уж договариваться. Армия у боярина Сергея небольшая: сотен десять. Но гридь надежная, проверенная в боях. И воевода свой. Артём Сергеич. С таким войском в разоренной Европе много интересного можно добыть…