— Да-да! — быстро подхватил Ярополк. — Я так же думаю. Приведи мне этих злодеев, Блуд, да не медли!
Боярин склонился почтительно, но всем, кроме Ярополка, уже было понятно: если кто и доставит этих моравов в терем княжеский, то уж точно не Блуд.
— Врать князю, конечно, негоже, а все-таки хорошо, что я сказал, будто ты по моему приказу в степи был, — заметил Артём, когда братья покинули княжий терем. — А с копчеными этими нам надлежит разобраться. Не может такого быть, чтоб целая ватажка степняков на наших землях так вот запросто потерялась.
Не может такого быть, чтоб целая ватажка степняков на наших землях так вот запросто потерялась. Ладно, поехали домой. Послушаем, что батя скажет. Да и перекусим заодно. Ты небось голодный, братик?
— Турицу съел бы, — пылко ответил Славка.
До Киева он добрался пополудни — и сразу в Детинец.
— Как дома? — спросил Славка.
— Гости у нас.
— Кто?
— Сам увидишь, — Артём улыбнулся. — Ты удивишься.
Глава девятая
Удивительные трофеи Богуслава
Киев.
Лето 975 года от Рождества Христова.
Гора. Дом боярина Серегея
Гости, что пожаловали в дом воеводы Серегея, и верно оказались удивительные. Вернее, один из них, потому что прочие были, считай, свои. Йонах Машегович даже и не гость, а родич. Муж Славкиной сестренки. Рядом с ним — вышгородский боярин Зван. Этот раньше у воеводы Серегея сотником был, пока не женился на дочке одного боярина. Боярин, однако, Звана едва до смерти псами не затравил… За что Нонах, лучший друг Звана, его и прикончил. Но Зван — тоже почти что родня. Считай, в одной могиле со Славкой и Йонахом полежали, когда их деревляне своим идолам хотели принести. Однако Перун Молниерукий с Истинным Богом Христом оказались посильнее деревлянских богов, и с тех пор у Славки, Йонаха и Звана — общая удача. Так старый Рёрех сказал. Жалко только, что матушка Сладислава Йонаха не очень любит. Йонах, он — неправильной веры и креститься не хочет.
Однако у неправильного верой Йонаха родились двое сыновей и оба живы. А у правильного верой Звана — вторая дочка.
Словом, Зван и Йонах — свои, а вот тот, кто приехал с ними…
Тут уж Славка удивился так удивился. Потому что третьим был печенег. Самый настоящий «копченый». Причем, судя по родовой вышивке, не из тех, с которыми в Киеве дела имели, а из самых ненавистных, из орды большого хана Курэя, того, что князя Святослава погубил. И, что вдвойне удивительно, привел его в дом воеводы хузарин Йонах.
Правда, голодный Славка тут же отметил, что на столе не было ни еды, ни напитков. В доме воеводы копченому не подали ничего. Это значило, что у печенега нет прав гостя и друга. По делу приехал степняк. И по делу серьезному.
— …И сделали из его черепа чашу, — завершил свой рассказ печенег. — Украсили белую кость златом, аки венцом, а в том венце — каменья дорогие и особые. И пьют из той чаши только сам Курэй и ближние родичи его. Дабы унаследовала кровь Курэя славу великого воина, победившего многие племена и стяжавшего несметную добычу.
Разговор шел по-печенежски. Все здесь, кто хуже, кто лучше, понимали степной язык.
— А скажи мне, хан, сколько серебра надобно, чтоб выкупить сию чашу у Курэя? — спросил воевода Серегей.
— Много, — с важностью изрек печенег. — Да и то, лишь если я буду просить за тебя. Другого Курэй даже слушать не станет. А я — родич ему. Но даже мне уговорить его будет нелегко. Ни у кого в Великой Степи нет подобного сокровища.
— Уговори его, — сказал воевода. — Я не поскуплюсь, и ты тоже в обиде не останешься.
— Дай мне три гривны — и я буду говорить с большим ханом, — заявил печенег.
— Я дам тебе пять гривен, — ответил воевода.
— Но лишь когда чаша будет у меня. И это только твоя доля, — уточнил отец Славки. — Выкуп большому хану — отдельно.
— Я рисковал, когда ехал к тебе, — недовольно произнес печенег. — Дай мне одну гривну сейчас.
— Эй! — подал голос Йонах. — Я поклялся, хан, что тебе не причинят вреда. Хочешь сказать: моя клятва — ничто?
На счету Йонаха было больше мертвых копченых, чем вшей на жадном печенеге. Поэтому негромкая фраза хузарина подействовала на печенега не хуже, чем касание острого железа.
Степняк вздрогнул, напрягся… Но он был не глуп: сообразил, что клятва Йонаха защищает его и от самого Йонаха. Печенег расслабился и снова раздулся от важности.
А зря.
— Когда мы с тобой снова окажемся в Диком Поле, моя клятва будет исполнена… — произнес Йонах.
Продолжать он не стал. Печенег и без слов сообразил, что подразумевал хузарин.
«И тогда ты ответишь за свои слова».
— Я верю тебе! — поспешно заявил степняк. — Не нужно денег!
— Ты добудешь мне чашу? — строго спросил воевода.
— Да!
— Хорошо.
— Держи, хан! — Воевода бросил на стол тонкую серебряную бляху с вычерненным соколом. Этот знак в Киеве был известен всем: такой же сокол, только синий на белом поле, украшал знамя воеводы. — Покажешь его — тебя приведут ко мне. А сейчас уходи. До лодьи тебя проводят. Кормчий предупрежден.
Униженно кланяясь, копченый попятился к двери. На пороге уже маячили Артёмовы вои. За копченым — глаз да глаз. Еще сопрет чего…
Едва степняк убрался, в трапезной тут же появилась хозяйка с тремя домашними девками.