— Отдашь ему гривну, — сказал Лунд и отвернулся.
— Так где ж я… гривну? — воскликнул огнищанин. — У меня ж… Меня ж ограбили!
Но Лунд уже вернулся к столу: пить Ходьево пиво и доедать Ходьеву свинку с Ходьевыми мочеными грибочками.
— Нету у меня гривны, — буркнул Ходья вполне довольному исходом конфликта Ребру.
— Ничё, — успокоил его уже остывший Ребро. — Я возьму что глянется. И зашарил глазами по избе, выискивая подходящий для виры предмет…
Ходья мрачно наблюдал за ходом поиска, хваля себя за то, что успел припрятать все ценное еще перед набегом чудинов. Хотя, если подумать, эти княжьи — такие же разбойники. Хуже них только викинги…
* * *
Владимир с дружиной догнали-таки дерзкую чудь. Но — поздно.
Немногим ранее перехватил проворную ватажку малый хирд свеев. Чудины, как и следовало ожидать, драться с матерыми викингами не стали. Побросали добычу: железные крицы, рабов, всё что потяжелее — и дали деру, унеся на спинах несколько дюжин меховых кип.
Свеи тоже, как и следовало ожидать, в погоню не бросились. Легче зайца в лесу догнать, чем чудина на лыжах.
Обрадованные нежданной поживой, разбили лагерь, разожгли костры и собрались отпраздновать удачу.
Выставили, впрочем, пару дозорных. Хотя что это за дозорные, у которых в деснице кружка с пивом, в шуйце — сочащийся жиром окорок, а в голове — плененные хольмгардские девки?
Гридни Владимира скрали этаких сторожей как лиса — домашнюю утку. Убивать не стали. Ошеломили, спутали и сунули в кусты.
Так что для храбрых викингов оказалось совершеннейшим сюрпризом, когда на их беспечный лагерь выбежали из березняка Владимировы гридни.
Впрочем, свеи были воями бывалыми — проворно похватали зброю и выстроились в боевой порядок. Не очень-то они и испугались. Пугливые в вики не ходят. А что часть воинов не успела вздеть брони, так и без броней можно славно биться. Ульфхеднаров и берсерков в хирде не было, однако в хорошей драке любой викинг — почти что берсерк.
Владимир, оценив положение, переглянулся с Лундом и остановил своих людей. Добыча того не стоила, чтобы живот за нее класть. Однако честь необходимо было соблюсти. Потому новгородский князь еще раз переглянулся с Лундом, и тот понял без слов: отмахнул топором стылую березовую ветку и помахал ею в воздухе.
Свеи поняли: сплоченный строй разошелся, выпуская двоих. Владимир и Лунд скинули лыжи (мало ли как обернется — может, до драки дойдет) и двинулись навстречу.
Свеи-переговорщики, один — зрелый муж, другой — помоложе, держались уверенно.
— Что вам надо, люди Гардарики? — по-славянски сердито закричал тот, что помоложе.
— Идите своей дорогой и останетесь живы!
— Напугал волк медведя! — по-свейски пробасил Лунд. — Чудинов пощипали, да?
— А тебе что за дело, человек севера? — оскалился тот, что помоложе. — Я говорю: что взяли, то — наше! Моя добыча принадлежит мне, и горе тому, кто посмеет на нее покуситься!
— Тебе бы на тинге орать, — насмешливо произнес Лунд. — А здесь тебя даже деревья не услышат. Потому что это — земля Хольмгарда. И все, что на ней, принадлежит Хольмгарду. И глупые чудины, которые осмелились украсть чужое, и то, что они украли. Отдайте добычу и убирайтесь. И останетесь живы! — Лунд очень ловко передразнил напыщенное заявление викинга.
Раскрасневшаяся от морозца физиономия молодого викинга стала еще краснее. Он схватился за меч…
Но тут подал голос старший. До этого он предоставлял говорить молодому, сам же пристально разглядывал Владимира и Лунда, оценивая, насколько они опасны.
«Смотри, смотри», — думал Владимир, в свою очередь изучая викинга.
Этот, старший, был хорош. Один из немногих свеев, успевших вздеть бронь (что говорило в его пользу), викинг выглядел настоящим хёвдингом. А может, и ярлом, судя по широким золотым браслетам на запястьях и отменному, не хуже, чем у самого Владимира, панцирю. Кроме того, лицо викинга было чистым. Ни одного шрама. Учитывая, что перед Владимиром стоял опытный воин, это тоже говорило о многом.
Молодой тоже хорош, но он — не вождь. Задира, рубака, сильный в сече, но не более. Сейчас старший дал ему возможность поболтать, чтобы проверить хольмгаргдцев на прочность. Проверил и нашел, что железо хорошей ковки.
— Я — Сигурд, сын Эйрика Бьодаскалли из Опростодира.
— Не тот ли ты Сигурд, чья сестра Астрид — жена конунга Трюггви Олавсона? — негромко спросил Владимир.
— Да, — благородный свей помрачнел. — Только не жена уже, а вдова. Конунг Харальд Серая Шкура и его брат Гудрёд убили Трюггви. Не знаю, удалось ли моей сестре спастись. Надеюсь, что так, потому что весть о ее смерти до меня не дошла.
— Сочувствую тебе, Сигурд Эйриксон, — медленно проговорил Владимир. — Я не знал Трюггви, но слышал о нем как о славном воине. Я — Владимир, сын конунга Святослава и конунг Хольмгарда.
Насчет «конунга хольмгардского» он малость загнул. Не было у него в Новгороде власти конунга. Да и сама новгородская пятина никак не тянула на королевство. Однако у скандинавов хвастовство — дело обычное.
Сигурд оглядел застывших в отдалении гридней Владимира.
— Невелико твое войско, конунг Владимир, — заметил он. Имя князя он произнес на свой лад «Вальдамар». — Даже для ярла оно маловато.