— Я его не боюсь, — спокойно ответил Владимир. — Однако он — тоже сын моего отца. В нем тоже живет дух воителя.
— Он — христианин, — пренебрежительно произнес Добрыня. — Этим всё сказано. Это земля наших предков и наших богов. Здесь нечего делать ромейскому висельнику.
Владимир пристально посмотрел на дядю. Полянин Добрыня говорил с полным основанием. Его предки действительно жили на землях Киева очень давно… И так же давно платили дань тем, кто ими правил. Отец Владимира очень развеселился бы, услышав такие слова от полянина. «Наша земля». Это — моя земля, сказал бы он. Моя и моей руси. А вы все — мои холопы.
Но Владимир сам был наполовину полянином. Поэтому он смолчал. Тем более что Добрыня был прав. Его младшему брату никогда с ним не сравниться. Именно Владимир унаследовал удачу и силу отца. И его богов.
Глава семнадцатая
Живое доказательство измены
— Дурак! Ну дурак! — Сергей в сердцах хлопнул ладонью по столу. — Страус чертов! Голову в песок — и все в порядке!
— Страус — это кто? — заинтересовался Славка.
— Птица такая, — буркнул Сергей.
— В Африке живет. Если испугается — башку в песок засунет и думает, что спряталась.
— Наврали тебе, батя, — усомнился рассудительный Артём. — При этакой повадке сожрали бы местные лисы да волки твоих страусов — и потомства не осталось бы.
— Может, и наврали, — согласился Сергей. — А может, и нет. Страус — здоровенная птица. Повыше лошади.
Артём задумался, потом сказал:
— У арабов тоже такая птица есть. Рук называется, елефантами питается. Хвать елефанта за бока — и уносит к себе в гнездо. Птенцов кормить.
Славка хихикнул. Понял, что братец шутит.
— Страус не летает, — хмуро проговорил Сергей. — И не о страусе речь, а о князе нашем скудоумном. — И залпом влил в себя здоровенный бокал густого ромейского вина семилетней выдержки.
— Ты, бать, на ромейское-то не очень налегай, — заметил Артём. — Нам сегодня еще с печенегами толковать.
— Мне это вино — что твоему елефанту дробина… — проворчал Сергей, однако бокал отставил.
— Не кручинься ты так, батя, — сказал Артём. — Ярополка ты не переделаешь, а ночная птица дневную всегда перепоет.
— Думаешь, это Наталия его отговорила? — Сергей потер шрам на виске. — Может, тогда матушку вашу попросить, чтоб вразумила княгиню? Наталия ее слушает…
— Княгинюшка наша праздная говорит то, что Ярополк услышать хочет, — возразил Артём. — А Ярополку лишь бы на печи сидеть. Разбаловала его спокойная мирная жизнь да верные воеводы.
— Ничего себе — мирная! — возмутился Славка. — Да мы три раза на седьмицу…
— Рот закрой, когда старшие говорят, — сухо произнес Артём. — Я, бать, когда в позапрошлом году в Германию послом ходил, в Кведлинбурге на большом пасхальном сборе у императора побывал. Посмотрел на тамошних князей да бояр — и понял, как у нас мирно. Вот где волки! Чуть кто захромает — сразу на части рвут… Если вожак не цыкнет. И он, вожак, тоже всегда начеку. Иначе такую стаю не удержать. Вот это власть. Страшная, но крепкая. А Ярополк, он с детства чужим умом живет. То Ольга за него думала, то Свенельд. Теперь вот Блуд, ублюдок моравский, его под себя подминает. А он ведь не дурак, князюшка наш. Чует, что слабого вождя уважать не будут. И больше всего боится слабость показать. И очень хочет славу стяжать. А всей его славы — брата меньшого в глупом толковище удавил.
— Ты там не был, Артём! — не выдержал Славка. — А я был! Там сеча была. Там друга моего убили! А ты — толковище! — Славка фыркнул сердито.
— Если бы я там был, — спокойно произнес Артём, — никого бы там не убили.
— Ага! Все бы сами разбежались! Еще бы — воевода Артём пожаловал!
— Славка, ты неправ, — пресек конфликт Сергей. — Друга твоего, конечно, жаль, но погиб он исключительно из-за гордыни нашего князя. Вольно ж ему было-с меньшей дружиной на Овруч идти. Тем более самому. Послал бы воеводу со старшей гридью — тысяч пять. Или, коли уж так хотелось брата поучить, — вышел бы с ним на единоборство. Тем более что мы знаем: на мечах он бы Олега запросто одолел. А еще лучше: уважил бы гордость Олегову и позвал как равного на переговоры.
А еще лучше: уважил бы гордость Олегову и позвал как равного на переговоры.
— Его Свенельд натравил, — сказал Славка.
— Что-то ты, меньшой, сегодня многознающ, как щекавицкий волох, — Артём усмехнулся. — Может, женить тебя пора?
— Сначала сам женись! — парировал Славка.
— А он как раз скоро женится, — сказал Сергей.
— Ух ты! — воскликнул Славка. И сразу обиделся: — А почему я не знаю?
— Теперь знаешь, — сказал Сергей. — Сосватал нам Свенельд внучку свою Доброславу. В приданое ей Улич дает.
— Улич? — Славка аж привстал. — Так это ж стольный город. Так что теперь Артёмка наш — князем будет?
— Не буду я князем, — огорчил младшего брата Артём. — Уличским — не буду. Город моим будет, а стол другому внуку Свенельдову отойдет. Мстише Лютовичу. И для него Свенельд уже новый город заложил. Мстиславль. А княжий стол мне Ярополк пообещал — Волынь-град. Тот, что на червенских землях.
— Так его же Мешко лехитский захапал!
Сергей и его старший сын переглянулись.
— Отберем, — сказал Артём уверенно. — Я через те земли ездил. Лехиты там некрепко сидят. Да и не до того Мешко. У него на других рубежах трудности. Если договориться с чехами, чтобы разом ударить, — отобьем все червенские города. До самого Кракова.